Сила или комфорт: выбор судьбы - [31]

Войны на Западе, приведшие к возвращению России почти к тем границам, которые она имела до Смутного времени, затем эпохальное освоение Сибири – все это потребовало огромных усилий всего народа. Однако затраты пассионарности на это оказались столь велики, что к началу 70-х годов XVII в. снова наступил пассионарный спад. Утрата пассионарности, как это уже бывало, сразу вызвало опасность падения политического режима страны и даже ее гибели.

В центре, среди элиты и около боярских «верхов» стало заметно влияние культуры католического Запада с его роскошным бытом. Становилось модно подражать польским магнатам в их роскоши и забавах. Еще задолго до Петра Первого из Голландии повезли немецкие кафтаны, устраивались домашние театры, из подражания Западу собирались коллекции редкостей, одевались в «немецкое» платье. В правящих «верхах» пассионарность и «боевитость» быстро замещались тщеславием и стремлением к комфорту. Среди служилого сословия, среди стрельцов, ставших теперь дворцовой и городской наемной «гвардией», распространилась тяга к довольству – «хорошо поесть и выпить за чужой счет». Однако явный спад пассионарности коснулся именно центра, но не окраин России.

Проявившаяся «бесхребетность» элиты привела вскоре после смерти царя Федора Алексеевича к непримиримой вражде двух кланов – родственников двух жен царя Алексея Михайловича, отца болезненного Федора и малолетних наследников, Ивана и Петра. Одна из сторон, Милославские, опираясь на взбунтовавшихся стрельцов, кроваво расправились с враждебным ей кланом. Однако в результате бунта реальную власть получила не Софья, сестра Ивана и Петра, ставшая правительницей при малолетних «великих государях», а окончательно распоясавшиеся стрельцы, грабившие даже усадьбы бояр. Не способная унять их, Софья тщетно пыталась их задобрить, изымая всюду ценности, чтобы расплатиться с ними. Так потеря пассинарности, внутреннего «стержня», необходимого правителям, сменившая их тяга к покою и «комфорту», быстро привели к утрате контроля над разрушительными силами.

По воцарении молодого Петра после смерти его сводного брата Ивана, несколько лет фактически правила его мать Наталья Нарышкина. При ней правящая элита представляла собой пассионарное «болото». Однако позже исключительная энергичность молодого царя, его природная «харизма» и властность сплотили вокруг него очень пассионарных людей, ставших впоследствии правящей элитой империи – «птенцами гнезда Петрова». Петр Первый стал самой пассионарной фигурой на российском троне за столетие, со времен Ивана Грозного. Пассионарный Петр игрой случая оказался в самое подходящее время и на самом полезном для России месте – на ее троне.

Проведение реформ в России давно назрело, но только пассионарный Петр дал необходимый толчок и динамику для их воплощения. Россия не могла далее существовать замкнутым царством при отсталой военной, морской, экономической системе, при отсутствии техники и просвещения. Иными словами, наступило истощение сопротивляемости русского этноса, и оставаться так дольше не могло.

Очень похожая ситуация наступила в России через полтора века, но тогда в элите не нашлось ни государя, ни сподвижников, способных осознать это и восстановить Силу России. Закончилось это очень быстро: военным нашествием Германии на Россию и революциями 1917 года.

Однако первые помыслы и цели нового царя в преобразовании Руси были в основном внешнего, декоративного характера. Выросший в семье весьма «прозападного» отца, царя Алексея Михайловича, Петр с детства впитал вкусы и обиходную культуру Запада. Поэтому первое время его основным желанием было включить Россию в «концерт» Западной Европы. Сначала это, конечно, приняло чисто внешние формы – принудительное бритье бород, курение табака, ношение немецкого платья, бытовые порядки в верхах и т.п.

Тем не менее, русские люди XVIII века, даже переодетые в кафтаны и парики, оставались самими собой, никакой ассимиляции не происходило, «концерт» между русским этносом и европейским не состоялся. Даже отношение царя Петра к Европе, при всей его восторженности перед ней, оставалось, так сказать, потребительским. Известна фраза царя Петра: «Европа нам нужна лет на сто, а потом мы повернемся к ней задом». Однако это случилось даже раньше, с воцарением его родной дочери Елизаветы в 1741 году. Кульминация военной славы России случилась именно при ней, взятием Берлина в 1760 году.

Однако пассионарность Петра влекла его далее, мимо внешних атрибутов европейской цивилизации, к морским просторам. Он сумел отвоевать обратно и еще добавить новые морские берега для России. «Прорубив окно в Европу» на Балтике, пробившись через Азов к Черному морю, он сумел сделать Россию великой морской державой.

Но это далось русскому народу дорогой ценой. Только безмерная увлеченность Петром и его элитой великими целями для будущности страны смогла подвигнуть русский народ на тягости и жертвы нескончаемых войн, которые пришлось вести для достижения этих целей. Выдающийся русский философ Николай Бердяев отмечал в работе «Истоки и смысл русского коммунизма»: «Приемы Петра были совершенно большевистскими. Он хотел уничтожить старую московскую Россию, вырвать с корнем те чувства, которые лежали в основе ее жизни. И для этой цели он не остановился перед казнью собственного сына, приверженца старины. … Можно было бы сделать сравнение между Петром и Лениным, между переворотом петровским и переворотом большевистским. Та же грубость, насилие, навязанность сверху народу известных принципов, та же прерывность органического развития, отрицание традиций…. Но большевистская революция путем страшных насилий освободила народные силы, призвала их к исторической активности, в этом ее значение. Переворот же Петра, усилив русское государство, толкнув Россию на путь западного и мирового просвещения, усилил раскол между народом и верхним культурным и правящим слоем».