Сила и невинность: в поисках истоков насилия - [34]

Эксплуататорская власть всегда предполагает насилие или угрозу насилием. В этом виде силы, строго говоря, совершенно отсутствует какой бы то ни было выбор или спонтанность со стороны его жертв.

В. Манипуляция. Это власть над другим человеком. Манипулятивную власть человек может навлечь на себя своим собственным отчаянием и тревогой. Мерседес подчинилась требованию отчима заниматься проституцией из-за собственной безысходности и неспособности поступить как-то иначе. После такого первоначального соглашения у человека остается очень мало спонтанности и возможности выбирать (хотя Мерседес отказывалась иметь лесбийские сношения).

Сдвиг от эксплуатирующей к манипулятивной власти может быть наглядно показан на примере нашей истории, когда человека с ружьем на границах сменил человек, вооруженный хитростью. При всей своей нечестности и злоупотреблении протестантской этикой, на которые обращает внимание Давид Базелон, такой человек представляет власть менее деструктивную, нежели грубая сила человека с ружьем, по крайней мере в том, что он оставляет свою жертву живой[50].

Концепция оперантного обусловливания, выдвигаемая Б.Ф.Скнннером, является другим примером манппулятпвной власти. Основанная на исследованиях поведения животных, она великолепно работает на умственно ограниченных людях, например, на детях с задержками развития, некоторых умственно отсталых психотиках, заключенных и определенном круге невротиков. И она несомненно работает на голубях[51]. Это группы, в которых спонтанность уже в значительной степени нарушена или обнаружила свою неэффективность, для них принцип манипулятивной власти действительно необходим. Признавая, что многое в человеческой жизни является манипуляцией, Скиннер предлагает использовать манипуляцию для общественно оправданных целей. Никто, насколько мне известно, не стал бы спорить с приведенными выше положениями.

Ошибка, с научной точки зрения состоит в попытке применить систему, разработанную на материале, ограниченном исследованием животных, к человеческому обществу, а на самом деле ко всей сфере человеческого опыта. Все должно быть сделано так, чтобы оно соответствовало этой системе манипуляций, и если оно (как, например, романы Достоевского), ей не соответствует, оно попросту изгоняется из нового скиннеровского мира. "В будущем никто не станет их читать", — замечает Скиннер. Но произвольно совершаемый Скипнером выбор использовать крыс и голубей для подтверждения своих данных с необходимостью исключает человеческую свободу и достоинство. Если, как бихевиорист, вы узнаете улыбку, но не того, кто улыбается — тем самым вынося за скобки человека, совершающего акт, — то можете ли вы рассчитывать, что ваш подход позволит охватить все общество существ, которые улыбаются и хмурятся, плачут, убивают и любят, — существ, которые являются людьми?

Скиннер сам представляет живой пример человека, который не осознает свои потребности во власти. Он называет их "страстью к контролю". К примеру, в его книге "Уолден 2", Фаррис, герой романа, говорит своим голубям: "Работайте, черт бы вас побрал! Работайте, как вам полагается!" Не нужен запутанный психоанализ для того, чтобы заметить, что на самом деле здесь налицо сильная потребность во власти, под каким бы именем она не появлялась.

Часто указывают на то, что немцы в годы, предшествовавшие 1933, находились в состоянии такой безнадежности и тревоги относительно будущего, что они подчинились манипулятивной власти Гитлера в надежде смягчить свою тревогу. Аналогичная опасность, порождаемая отчаянием и тревогой мужчин и женщин, живущих в наше время перехода между историческими периодами, кроется сегодня в возможном обращении людей к утопическим предложениям Скиннера в надежде спастись от беспокойства.

Принцип, который я предлагаю в отношении манипулятивного воздействия, состоит в том, что хотя оно и необходимо в некоторых ситуациях, следует прибегать к нему как можно реже.

С. Соперничество. Этот третий вид силы есть сила, направленная против другого. В своей негативной форме она состоит в том, что человек поднимается выше не потому, что он что-то делает или имеет какие-то заслуги, а потому что его противник опускается ниже. Тому есть множество примеров на производстве и в университетах, такие как назначение на должность президента или председателя, когда имеется одно желаемое место и много претендентов на него; это также тот вид силы, которая проявляется в соперничестве студентов, существующем благодаря системе оценок, способствующей деструктивным личным воздействиям, прямо противоположным имеющемуся у студентов стремлению к взаимопомощи и кооперации.

Основной недостаток этого вида силы есть ее узость и ограниченность: она постоянно сокращает — хотя и не столь решительно, как манипуляция — сферу человеческой общности, в которой живет каждый из нас.

Но здесь мы можем заметить чрезвычайно интересный сдвиг от деструктивной к конструктивной силе. Так, соревновательная сила может придать пикантность и живость человеческим отношениям. Я имею в виду такое соперничество, которое является стимулирующим и конструктивным. Футбольный матч, в ко тором одна из сторон непрерывно демонстрирует свое превосходство, просто неинтересен. Мы хотим, что бы наши соперники проверяли наш характер, легкая победа скучна. Дэвид Макклелланд подчеркивает, что этот вид соревнований значительно чаще встречается в мире бизнеса, чем это кажется большинству людей, что достижение бизнесменов (которое я включаю в сферу власти) состоит в их собственном удовлетворении от получения лучших результатов, более эффективной деятельности, к чему их побуждает соревнование друг с другом.