Сила и невинность: в поисках истоков насилия - [36]
Никто не может отрицать, что Кинг описывает разновидность силы. Она обязана своей успешностью не только мужеству сохраняющих ненасилие, но также и моральному развитию и сознанию тех, на кого направлена эта сила. То же самое верно и в отношении воинствующего ненасилия Ганди. Пока Ганди и его последователи понуждали себя твердо придерживаться принципа ненасилия, они, без сомнения, имели огромную психологическую и духовную силу терпеливо относиться к своим британским управляющим. Ганди противостоял целой империи с невероятным успехом, достигая своим воздержанием того, чего он никогда не смог бы добиться с помощью силы оружия.
Как говорит Кинг: "Это воздействует на сознание". Сила ненасилия зависит от памяти, которая в свою очередь зависит от нравственного развития человека, против которого направлена эта сила. Оппонент должен остаться наедине с собой, и Ганди, и Кинг ставят его в такое положение, в котором он вынужден помнить, что он наносил им вред. Исходя из этого Максвелл Андерсон в своей пьесе "Закат зимы", основываясь на материале процесса Сакко и Ванцетти (хотя пьеса была написана через несколько лет после него), пишет о старике-судье, приговорившем в свое время двух людей к смерти. Этот судья проводит свои старческие годы, ходя от одного человека к другому и пытаясь объяснить и оправдать свой акт. Он не может забыть и в то же время не может включить этот поступок в свой образ Я; и это внутреннее противоречие терзает его, служа подкреплением, если не причиной, его старческого маразма. Человек — любопытное существо, страдающее памятью. Если он не может интегрировать содержимое своей памяти в свой образ Я, расплатой за этот провал будет невроз пли психоз; и он стремится (как правило тщетно), стряхнуть с себя ворох мучительных воспоминаний.
Подлинная невинность человека, придерживающегося ненасилия, является источником его силы. Настоящее, а не только кажущееся качество невинности, по крайней мере в приведенных мной примерах, удостоверяет тот факт, что, во-первых, ненасилие не приводит ни к каким блокировкам сознания. Во-вторых, оно не ведет к уходу от ответственности. В-третьих, оно приносит пользу не только тому или иному конкретному индивиду, но и его сообществу, будь то народ Индии или сообщество черных.
Сила ненасилия действует как возбудитель на этику правителей как живой укор самодовольству истэблишмента. Члены правящего класса не могут отвернуться от пропагандирующего ненасилие, ибо он страдает явно и, тем самым, драматизирует необходимость поиска решения. Ганди был живым антитезисом, противопоставленным тезису англичан, он побуждал их двигаться к новому синтезу внутри их собственной этики. Для людей, наделенных нравственным чувством, этот синтез — или интеграция — не может быть достигнут ни простым отрицанием страдающего, ни простым принятием его позиции и присоединением к его последователям. Вся Британская империя заскрипела и застонала, пытаясь найти новый способ отношений с маленьким темнокожим человеком, который знал, как направить свои страдания в конструктивное русло.
Ненасилие, когда оно является подлинным, имеет религиозное измерение, поскольку по самой своей природе оно трансцендирует человеческие формы силы. Однако, как представляется, на деле на каждое подлинное проявление ненасилия приходятся десятки фальшивых.
Эти пять видов силы в разное время проявляются, очевидно, в одном и том же человеке. Многие из бизнесменов, которые пользуются манипулятивной или состязательной силой на работе, переходят к заботливой силе, когда приходят домой к своим семьям. Вопрос — и именно нравственный — состоит в пропорции каждого вида силы в целокупном спектре личности. Никто не может избежать, ни в желании, ни в действии, ни одного из пяти типов силы, и только горделиво-праведная ригидность побуждает человека провозглашать, что у него есть прививка от какого-то одного из них. Цель развития человека — научиться использовать эти различные виды силы адекватно данной ситуации.
Любовь и власть принято противопоставлять друг другу. Обычная аргументация при этом следующая: чем больше кто-либо демонстрирует власти, тем меньше любви; и чем больше любви, тем меньше власти. Любовь предстает как лишенная силы, а власть как лишенная любви. Чем больше кто-то раскрывает свою способность любить, тем меньше он беспокоится о манипуляции и прочих аспектах власти. Власть ведет к доминированию и насилию, любовь ведет к равенству и человеческому благополучию. Этот аргумент, унаследованный нами от викторианского периода, часто, хотя и не всегда, приводят в качестве обоснования пацифистской позиции. Временами на него указывают даже как на основание "нравственного закона".
Я уверен, что этот аргумент основывается на поверхностных рассуждениях и приводит нас к огромным ошибкам и бесконечным затруднениям. Наше заблуждение состоит в том, что мы видим любовь только лишь как эмоцию, и не видим ее наряду с этим онтологически, как состояние бытия.
В воспитании детей, к примеру, унаследованный аргумент состоит в том, что чем больше родитель любит ребенка, тем меньше он доказывает или каким-то иным способом проявляет свою власть. Это стало частью "попустительства", которым характеризуются взаимоотношения многих детей и родителей в последние несколько десятилетий. Я не хочу осуждать попустительство как некое целое. Во многом оно стало реакцией на викторианский авторитаризм и привело к здоровой свободе и росту ответственности в молодежной среде. Но это как правило, было в тех случаях, когда родитель не подавлял свою силу, а позволял ребенку открыто видеть структуру того, с помощью чего он (родитель) живет. Но, с другой стороны, родитель, который пытается проявлять любовь, будучи уверен, что любовь есть отказ от применения силы, станет объектом манипуляции со стороны ребенка. Часто родитель, уже припертый к стене, будет мучаться сильнее и чувствовать себя более виноватым из-за чувства обиды по отношению к ребенку, и, в конце концов, в этом порочном круге, он может восстать на ребенка в ярости со всевозможным насилием. Семьи, лишенные должной структуры, действуют, уповая на любовь без силы, что приводит к развитию детей без корней, которые позже упрекают своих родителей в том, что они никогда не говорили им "нет".
