Сила безмолвия - [6]
Дон Хуан объяснил, что маги понимали это абстрактное ядро как схему событий, или неоднократно повторяющуюся модель, которая проявлялась всякий раз, когда намерение указывало на что-то значительное. Таким образом, абстрактные ядра являются схемами полной цепи событий. Он заверил меня, что каждая деталь каждого абстрактного ядра при помощи не поддающихся пониманию средств вновь и вновь повторялась каждому Нагвалю-ученику. Далее он заверил меня, что он помог намерению вовлечь меня во все абстрактные ядра магии тем же способом, каким и его бене-фактор, Нагваль Хулиан, и все Нагвали до него вовлекали своих учеников. Процесс, в котором каждый Нагваль-уче-ник встречает абстрактные ядра, создает серии историй, сотканных вокруг этих ядер и включающих особенности личности и обстоятельств каждого ученика.
Дон Хуан сказал, что у меня, например, тоже есть своя история о проявлении духа, у него – своя, у его бенефактора была своя собственная, как и у Нагваля, предшествовавшего ему, и так далее, и тому подобное.
Ничего не поняв, я спросил, какова же моя история о проявлении духа.
– Если уж среди воинов и есть человек, знающий все свои истории, то это ты, – ответил он. – Ведь ты все эти годы записывал их. Но ты не заметил абстрактных ядер, ведь ты – практический человек. Ты все делаешь лишь с целью усиления собственной практичности. И хотя ты записывал свои истории бесчисленное количество раз, ты не понимал, что в них есть абстрактное ядро. Поэтому все, что я пытаюсь показать тебе и что нередко кажется тебе моей причудой, – это обучение магии нерадивого и порой просто глупого ученика. До тех пор пока ты будешь так смотреть на вещи, абстрактные ядра будут ускользать от тебя.
– Ты прости меня, дон Хуан, – сказал я, – но твои утверждения весьма противоречивы. Что ты имеешь в виду?
– Я пытаюсь познакомить тебя с магическими историями, – ответил он. – Я никогда не говорил с тобой на эту тему специально, потому что по традиции это остается скрытым. Это – последняя хитрость духа. Говорят, ч*го когда ученик начинает понимать абстрактные ядра, он как бы кладет последний камень, который венчает и скрепляет пирамиду.
Темнело, и казалось, что надвигается дождь. Я забеспокоился, что когда пойдет дождь и если ветер будет дуть с востока, то мы промокнем в этой пещере. Я был уверен, что дон Хуан понимает это, но он, казалось, игнорировал это обстоятельство.
– Дождя не будет до завтрашнего утра, – сказал он.
То, что я услышал ответ на свои мысли, заставило меня непроизвольно подскочить, и я ударился головой о потолок. Раздался глухой стук, и это было даже хуже, чем то, что при этом я ушибся. Дон Хуан покатился со смеху. Тотчас ушибленное место заболело, и я стал массировать его.
– Твое общество доставляет мне столько же удовольствия, сколько мое, должно быть, в свое время доставляло моему бенефактору, – сказал он и снова засмеялся.
Несколько минут мы молчали. Тишина вдруг показалась мне зловещей. Мне почудилось, что я слышу шорох нависших облаков, спускающихся к нам с более высоких гор. Потом я понял, что это тихонько дует ветер. С моего места в пещере он казался похожим на шепот человеческих голосов.
– Я имел невероятно счастливую возможность быть учеником двух Нагвалей, – сказал дон Хуан и нарушил гипнотическое воздействие, оказываемое на меня в этот момент ветром. – Одним из них, разумеется, был мой бенефактор, Нагваль Хулиан, а другим был его бенефактор – Нагваль Элиас. Мой случай уникален.
– Почему уникален? – спросил я.
– Потому что из поколения в поколение Нагвали начинали собирать учеников лишь через годы после того, как их собственные учителя покидали мир, – ответил он. – Исключением был мой бенефактор. Я стал учеником Нагваля Хулиана за восемь лет до того, как его бенефактор покинул мир. Эти восемь лет были для меня как дар. Это была самая большая удача, какую только можно было вообразить, так как у меня была прекрасная возможность учиться у двух противоположных по характеру людей. Было так, как если бы тебя воспитывал сильный отец и еще более сильный дед, которые не сходятся во взглядах между собой. В этом споре всегда побеждал дед, поэтому я, собственно говоря, скорее продукт обучения Нагваля Элиаса. Я ближе к нему не только по темпераменту, но даже и по виду. Однако большая часть работы по превращению меня из жалкого существа в безупречного воина была проделана моим бенефактором, Нагвалем Хулианом.
– Опиши мне физический облик Нагваля Хулиана, – попросил я.
– Знаешь, мне до сего дня трудно представить его, – сказал дон Хуан. – Я понимаю, это прозвучит нелепо, но в зависимости от необходимости он мог быть молодым или старым, привлекательным или невзрачным, истощенным и ослабленным или сильным и мужественным, толстым или худым, или средней комплекции, среднего роста или коротышкой.
– Ты имеешь в виду, что он был артистом и играл разные роли с помощью ухищрений?
