Сила безмолвия - [51]

Я сообразил, что есть еще одна возможность – добраться до автобусной станции и сесть на автобус, идущий в любой пограничный город. Или сесть хотя бы на какой-нибудь автобус, идущий из Гуаймаса в любом направлении. Однако и от этой идеи пришлось немедленно отказаться. Я был уверен, что дон Хуан сообщил полисмену мое имя, и тот наверняка уже предупредил автобусные компании.

Мой разум захлестнула слепая паника. Я сделал несколько коротких вздохов, чтобы успокоить нервы.

Тут я заметил, что толпа вокруг дона Хуана стала рассасываться. Вернулся полисмен со своим напарником, и оба они не спеша пошли в конец улицы. В этот момент я внезапно ощутил не поддающееся контролю возбуждение. Это было так, как если бы мое тело прервало связь с умом, начав функционировать самостоятельно. Я направился к своему автомобилю, прихватив с собой все пакеты. Не испытывая ни малейшего страха или заботы, я открыл багажник, положил в него все пакеты, затем отворил дверцу машины. Дон Хуан стоял рядом на тротуаре, уставившись на меня отсутствующим взглядом. Я посмотрел на него с совершенно не свойственной мне холодностью. Это не было ни ненавистью, ни гневом. Он даже не раздражал меня. То, что я чувствовал, вовсе не походило на смирение или терпимость. И это определенно не было добротой. Скорее, это было холодное безразличие, ужасающее отсутствие жалости. В этот момент меня меньше всего заботило происходившее с доном Хуаном или со мной.

Дон Хуан встряхнул верхней частью тела, как собака, выходящая из воды. И тут, словно все это было лишь дурным сном, он снова стал тем человеком, которого я знал. Он быстро вывернул свою куртку наружу подкладкой. Это была двусторонняя куртка, бежевая с одной стороны и черная с другой. Сейчас он был одет в черную куртку. Он достал из машины свою соломенную шляпу и тщательно причесал волосы. Затем вытащил воротник рубашки поверх воротника куртки, вмиг сделавшись моложе на много лет. Не говоря ни слова, он помог мне перенести в машину оставшиеся пакеты. Привлеченные шумом открывающихся и закрывающихся дверок автомобиля, двое полицейских бегом вернулись к нам, свистя в свои свистки. Дон Хуан проворно бросился им навстречу. Он внимательно выслушал их и заверил, что им не о чем беспокоиться. Он объяснил, что, должно быть, они встретились с его отцом, старым немощным индейцем, у которого не все в порядке с головой. Разговаривая с ними, он открывал и закрывал дверцы автомобиля, как бы проверяя замки. Еще он перенес пакеты из багажника на заднее сиденье. Его подвижность и юношеская сила совершенно не походили на движения старика, каким он был несколько минут назад. Я знал, что он ведет себя так в расчете на полисмена, который видел его раньше. На месте этого полисмена я бы ни на минуту не усомнился, что передо мной сын старого безумного индейца.

Дон Хуан указал название ресторана, где знают его отца, и затем бесстыдно дал им взятку.

От меня не требовалось объяснять что-либо полисменам. Что-то во мне делало меня твердым, холодным, знающим, молчаливым.

Не говоря ни слова, мы сели в машину. Полицейские так ни о чем меня и не спросили. Казалось, они настолько устали, что и не пытались сделать это. Мы уехали.

– Что это ты выкинул там, дон Хуан? – спросил я, и холодность моего тона удивила меня.

– Это был первый урок безжалостности, – сказал он. Он напомнил, что по пути в Гуаймас он предупредил меня о предстоящем уроке «безжалостности».

Я признался, что не обратил на это внимания, подумав, что мы просто беседуем, чтобы нарушить монотонность езды.

– Я никогда не беседую просто так, – сказал он строго. – Тебе давно уже пора знать об этом. Сегодня днем я намеренно создал соответствующую ситуацию, благодаря которой твоя точка сборки сдвинулась в такое место, где исчезает жалость. Это меето известно как место без жалости.

Перед каждым магом стоит задача, – продолжал он, – достичь места без жалости с минимальной помощью. На-гваль лишь создает нужную ситуацию, ученик же сам приводит свою точку сборки в движение. Сегодня ты сделал именно это. Я помогал тебе, возможно, немного переигрывая, сдвинул свою собственную точку сборки в такое положение, которое сделало меня немощным стариком, чьи действия невозможно предсказать. Я не просто притворился старым и немощным, я был старым.

Озорной блеск в его глазах свидетельствовал о том, что он наслаждается моментом.

– Не было особой нужды в том, что я делал, – продолжал он. – Я мог заставить свою точку сборки сдвинуться, не применяя столь жестокой тактики, но я ничего не смог с собой поделать. Зная, что такой возможности больше не будет, я хотел выяснить, смогу ли я хотя бы отчасти действовать так, как мой бенефактор. Поверь мне, я удивил себя самого не меньше, чем тебя.

Я почувствовал невероятное облегчение. У меня не было затруднений в восприятии того, что он говорил. Не возникло также никаких вопросов, поскольку я понимал все, не нуждаясь в объяснениях.

Затем он сказал нечто такое, что я уже знал, но не мог выразить словесно, поскольку не был способен найти подходящих для описания слов. Он сказал, что все, что делают маги, является следствием движения их