Сигурд. Быстрый меч - [88]

– У нас в Йорвике, живут такие же добрые христиане, как и в этих местах. И я один из них.

Старик кивнул, а потом начал говорить:

– Что-то в последние годы стал я хуже видеть. А на свете еще так много всего, чего стоит повидать. – Тут он помедлил, а потом произнес: – А дай-ка мне взглянуть на твою ложку. Вижу я, что на ней красивый узор, но не могу отсюда разглядеть, что же там вырезано.

Моя спина покрылась холодным потом. Я понял, что угодил в ловушку: на моей ложке был вырезан Мировой змей Йормунгард, раскрывший пасть на дне черпака и распустивший хвост по ручке. Но я не сдавался:

– Что ж, взгляни на нее – на ней узор, что в моей семье привыкли вырезать со времен деда моего деда.

Один из воинов взял ложку из моей руки и передал ее старику. Тот внимательно осмотрел ее и медленно, словно размышляя сам с собой, заговорил снова:

– Негоже доброму христианину носить при себе вещи с языческими узорами, да большого вреда в том нет. Случалось и мне брать в бою добрый нож или меч с языческими рунами. Так что ж, перековывать добрый клинок? Но вот что важно…

Я почувствовал, что старик снова напрягся:

– Важно то, какой знак ты носишь на сердце. Покажи нам свой нательный крест, и мы поверим тебе.

Он указал рукой мне на грудь. И он угадал, потому что на месте, где христиане носят крест, у меня под рубахой висел дарованный мне когда-то отцом Асгрима молот Тора. Было глупо забыть про него, выдавая себя за христианина, однако я не думал, что позволю кому-то себя обыскать.

Я попытался вскочить, но двое сидевших у меня по бокам воинов схватили меня за руки, а усатый навалился сзади. Тут же подбежали еще двое, и скоро я уже не мог пошевелиться. Усатый пошарил у меня за пазухой и вытащил наружу мой оберег. Увидев, что это молот, он рывком порвал тонкий кожаный ремешок и бросил оберег старику. Тот поймал его с неожиданной ловкостью.

– Такие вот молотки носят добрые христиане в Йорвике? – зло спросил он.

Я пытался оправдываться:

– В наших краях, по правде сказать, многие не отступили от старых богов. Да только не показываем того, чтобы не прогневить епископа.

– Расскажи это палачу перед смертью. То-то он посмеется твоим сказкам, – был ответ. – Мне ли не отличить молот, отлитый в Йорке от молотов, что видел я на убитых данах, когда мы три года назад задали вам жару под Лунденбургом.

Я сыграл в опасную игру и проиграл по собственной глупости. Не додуматься снять молот! Но проигрывать надо достойно.

– Задали жару? Слыхал я действительно, что нашим воинам под Лунденбургом пришлось изрядно попотеть… пересчитывая серебро, что дал им ваш король, – с вызовом сказал я.

И тут же получил удар в ухо от усатого. Старик рассвирепел:

– Прислушайся наш король к своему дяде, а не к церковникам, что окружают его с детства, то вашим воинам пришлось бы всем потеть в аду.

Но тут старик видно решил, что не стоит перед всеми осуждать своего короля, и осекся. Впрочем, он знал, как отвлечь внимание. Встав, он сказал воинам:

– Положите на огонь кочергу. Сейчас мы славно развлечемся, а заодно узнаем новости о данах и их козлобородом короле, да пошлет господь вшей ему в бороду.

Воины засуетились. Я снова попытался высвободиться, но держали меня крепко. Я понял, что самому мне не вырваться. И, значит, помощи можно ждать только от Кнута с Брандом. Однако они далеко и вряд ли услышат звуки возни в доме. Значит, надо сделать так, чтобы меня вывели на улицу. Я изловчился и ударил ногой по столешнице так, что она слетела с козел. В очаг посыпались миски с похлебкой. Раздалась ругань, и меня снова ударили в ухо. Старик приказал:

– Привяжите его к столбу на улице. Нечего засиживаться в доме. К тому же этот дан, видать, сильно боится кочерги, так что может прямо тут обмочиться или сделать еще чего похуже.

Все рассмеялись, и меня потащили на улицу. Я хотел сразу крикнуть что есть мочи, но сообразил – тогда саксы догадаются, что где-то недалеко есть другие даны, а я криком подаю им знак. Кнуту и Бранду вдвоем не справиться с десятком воинов, коли те будут настороже. Я молчал – случай покричать, не вызывая подозрений у меня скоро будет.

У меня отобрали меч и нож, сорвали кольчугу и рубаху. Затем привязали к коновязи, завернув руки за спину и закинув их на поперечное бревно, так что я стоял на коленях. Воины столпились вокруг, обсуждая, как быстро я заговорю, и делая ставки. Наконец в середину круга вышел старик. Перед ним встал усатый с раскаленной кочергой. Старый тан угрожающе сказал:

– Сейчас ты расскажешь нам, зачем ты здесь!

Я кивнул:

– Может, и расскажу, коли хорошо попросишь, а раскаленное железо нам в разговоре зачем?

– Зачем нам железо, ты сейчас узнаешь. – Старик подал знак, и усатый коснулся кочергой моего живота.

Я заорал во все горло, так что усатый даже отшатнулся. Конечно, кочерга жгла, но отец научил меня молча сносить боль, еще когда я едва доставал ему до пояса. Я кричал, надеясь, что мои люди узнают мой голос или захотят посмотреть, кого там так сильно пытают, что он орет, как недорезанная свинья. Если, конечно, они не легли подремать, зная, что до утра меня не будет, или не играют в кости, забыв обо всем вокруг.