Сигурд. Быстрый меч - [112]

Но Рагнар, даже если он отвел от меня удар ярла Паллига, не станет мстить за меня Токе. Ведь Токе его друг, а меня все равно уже нет. И если «Летящий» не пришел ко мне на помощь, это значило, что все в войске, даже моя команда, приняли на веру слова сына ярла.

Я представил лицо Гунхильд. Что ждет ее? Даже если ярл не осмелится поднять руку на сестру своего конунга, слухи станут расти, а Токе будет их вкладывать в нужные уши. И никто его не остановит. Кроме меня…

Я опустился на колени, забормотал какие-то бессвязные слова, а потом крикнул наверх стражникам:

– Я хочу перед смертью принять веру в Белого Христа! Позовите священника!

Конечно, никакой священник не пришел ко мне ночью. Но наутро я услышал голоса. Над решеткой склонились головы в накидках и меня спросили, правда ли я готов стать христианином. Я подтвердил, стоя на коленях и продолжая делать вид, что молю их бога о прощении. Наверху началась суматоха. Кто-то с кем-то спорил. Наконец, уже ближе к полудню, решетку открыли, а вниз спустили лестницу. По лестнице спустился кузнец, который расковал мою цепь, и я поднялся наверх.

Там меня уже ждали несколько священников. Один из них, с золотым крестом на груди, сказал:

– Я аббат Эдгар из монастыря Эсканкастера. Правду ли мне говорят, что ты хочешь принять святое крещение?

Я зажмурился, словно от яркого света, и громко произнес:

– Этой ночью я услышал голос бога. И бог сказал мне, что, только приняв веру в него, я смогу спокойно умереть. И теперь я хочу, чтобы меня крестили священники Белого Христа.

Священники отвернулись от меня и стали совещаться. Наконец аббат Эдгар повернулся ко мне.

– Странно слышать подобные слова от человека, погрязшего в язычестве и причинившего немало вреда христианам и слугам господним. Однако Иисус милостив, и мы не вправе отказать в такой просьбе даже кровавому язычнику. Ибо каждая спасенная душа на Страшном суде вопиет перед господом о прощении всех людских грехов.

После этого он подал знак стражникам, и меня снова спустили в яму. Однако на этот раз цепи на меня не одевали. Я сидел на дне ямы и думал о том, как отнесутся мои боги к такому предательству. В это время наверху были слышны споры и разговоры. Несколько раз мне кричали, чтобы я встал во весь рост, потому что жители города хотят увидеть кающегося грешника. Я послушно вставал во весь рост, а потом опускался на колени и изображал молитву. Слышно было, как кто-то изумляется, а кто-то недоверчиво возражает.

Потом мне снова спустили лестницу. Поднявшись наверх, я увидел тана Годреда с воинами и аббата Эдгара со своими священниками. Годред зло спросил меня:

– Что тут несут о крещении? Ты, поганый язычник, который готов был бы ограбить сам Святой престол в Риме, хочешь креститься? Ты надеешься, что я в это поверю?! Я же знаю твою изворотливость! Ты хочешь избежать смерти!

Я, опустив глаза к земле, повторил, что ночью услышал голос, который велел мне очиститься, приняв веру в Белого Христа. И что я хочу умереть христианином.

Годред некоторое время молчал, раздумывая. Потом сказал:

– Знай, никакое крещение не спасет тебя от четвертования. И я не верю ни одному твоему слову.

Тут за меня вступился аббат Эдгар. Он сказал, что никто не должен отказывать в крещении заблудшему, и что крещение язычника – богоугодное дело. К тому же молва о крещении закоренелого язычника и к тому же дана, привлечет в монастырь многих богомольцев, а с ними – немалые дары.

Услыхав про дары, Годред пристально посмотрел на аббата. Тот ответил ему таким же внимательным взглядом. Казалось, они о чем-то молчаливо сговаривались. Годред сказал:

– Я не верю в то, что у него чистые намерения.

Он повернулся к воинам и спросил, не разговаривал ли кто с пленником вечером и ночью. Стражники ответили, что никаких разговоров не было, а к яме приходила только монахиня из монастыря сестер-августинок и молилась за спасение моей души. Годред начал расспрашивать дальше, но стражники только мотали головами: они назвали имя Брианы, но сказали, что никаких разговоров меж нами не было, и сестра говорила в основном на латыни, так что они разобрали только несколько слов о милосердии христовом.

Годред недоверчиво покачал головой, но тут снова начал говорить аббат Эдгар. Он сказал, что это чудо, что невеста христова, избавленная милосердием божьим от языческого плена, своим словом теперь может обращать язычников в истинную веру. Он снова заговорил о богомольцах и дарах.

Годред снова пристально посмотрел на аббата, и тот ответил ему таким же пристальным взглядом. Годред сдался.

– Пускай его крестят, но завтра его ждет казнь. И никакое крещение этому не помешает! – сказал он.

Аббат закивал и сказал, что четвертование – это дело владык земных, и владыки небесные не будут ему мешать. Он только попросил, чтобы казнь отложили на несколько дней: меня не могли крестить, пока я не выучу божьи заповеди, а на это потребуется время. К тому же многие богомольцы захотят воочию увидеть мое покаяние, а это будет сложно сделать, когда лошади уже разорвут меня на части.

Годред снова возразил, но аббат не сдавался. Он снова заговорил о вере и сказал немало слов, которые я не понял – Бриана никогда их при мне не произносила. Похоже, что и Годред понял не все, но в конце концов они уговорились о том, что казнь будет отложена до следующей пятницы. А если до того времени я не смогу запомнить все божьи заповеди, то так тому и быть. В конце концов, и среди добрых христиан немало таких, что не могут повторить их без подсказки. Но Иисус все равно принимает их в свои владения. После этого меня снова посадили в яму.