Сигурд. Быстрый меч - [111]

Однако внезапно среди всей этой непонятной латыни я разобрал слова:

– Сигурдус ответис Брианус…

Потом снова послышалась латынь. Я решил, что мне померещилось. Однако через некоторое время слова повторились. Я судорожно вздохнул. Я не знал, радоваться мне или грустить, но теперь в бормотании я, казалось, узнал голос Брианы. Теперь я слушал во все уши.

Наконец, сверху снова донеслось:

– Сигурдус ответис Брианус…

В этот раз слова звучали чуть громче, чем обычно. Я догадался, что Бриана стоит и молится около решетки, закрывающей яму, а недалеко от нее стоят стражники. Потому она не решается позвать меня. Но звуки из глубины ямы вряд ли долетят до ушей стражников. Я ответил едва слышно:

– Я слышу тебя, Бриана. – Я грустно рассмеялся. – Благодарю тебя за выбранную казнь. Целых четыре лошади – большая честь для простого морехода. Ты пришла попрощаться?

Латынь стихла, а потом Бриана начала говорить на языке саксов:

– Обрати свои помыслы к господу нашему Иисусу Христу, прими его в свое сердце, ибо только в вере христовой путь к спасению.

Потом она снова забормотала на латыни. Я крикнул вверх:

– Не трать свои слова понапрасну. Мне все равно не понять их. Я не откажусь от веры отцов, чтобы перед смертью мне повязали на шею деревянный крестик. Или ты думаешь, что от молитв кони совсем ослабеют.

Бриана замолчала, а потом снова сказала на саксонском:

– Господь милостив к заблудшим, и только в его силах даровать спасение.

Наверху наступило молчание. Я хотел крикнуть еще что-то, но внезапно мои мысли натолкнулись на препятствие, как корабль налетает на подводную скалу. Я понял. Сегодня днем, когда я лежал связанный среди толпы, только слова Брианы о суде элдормена помогли мне избежать костра, который уже начинали складывать. Теперь она говорила о том, что я должен принять веру в Белого Христа. «В вере христовой путь к спасению». И она не добавила «спасению души», о котором так часто молила у меня в постели после любовных ласк. Сменить веру значило просто сохранить жизнь. Бриана пыталась спасти меня?

Я в первый с самого рассвета почувствовал, как боги благосклонно посмотрели в мою сторону. Бриана давала мне надежду. Однако зачем мне жизнь? Я опозорен и лишен всего. Конечно, умереть на берегу с вилами в груди – смерть недостойная хёвдинга. Но теперь мне выпала почетная смерть на виду у сотен людей. Обо мне могут спеть скальды, как о Рагнаре Кожаные Штаны, который на своем корабле сел на мель у здешних берегов и которого восточные англы бросили в яму с гадюками. Четыре лошади – почетная смерть, которая завершит мою короткую жизнь и, может, вернет мне славу. Это ли не конец, о котором мечтает каждый? И даже Токе не сможет мне в этом помешать.

Токе! Почему я раньше не вспомнил о том, кто меня предал? Из-за того ли, что я и сам чувствовал вину? Или боль в голове и жажда лишили меня на время способности ясно мыслить? Но ведь Токе знал, что между мной и Гунхильд никогда ничего не было. Даже тогда на пиру в палатах ярла Паллига я вернулся на свое место гораздо быстрее, чем нужно, даже чтобы просто расстегнуть и застегнуть пояс. Токе всегда мне завидовал и пытался оправдаться, представив свои поступки правильными, придумав им причины, которых не было. И на корабле ярла Паллига во время скорого суда он вел себя так же. Ухватился за соломинку, чтобы вывернуться. И при этом чуть не замарал честь самого ярла Паллига при всей команде «Красного змея». Чего еще от него можно было ждать? Ему удалось очернить меня и спасти свою шкуру, однако мое преступление против чести ярла, и правда, было суровым. Или не было?

Я стоял и думал и очень скоро понял, что произошло. Токе вовсе не хватался за соломинку. Он размышлял и готовился. И мой нож на пиру пропал не случайно. Ведь Токе сидел тогда рядом со мной, подливая пива! А то, что он рассказал о моей любви к Гунхильд перед воинами, было вовсе не последней надеждой в попытке оправдаться. Он сделал так нарочно – он хотел посеять слухи о том, что сын Гунхильд, быть может, рожден не от ярла Паллига, а от меня! Конечно, пока ярл жив и силен, никто не стал бы повторять подобные сплетни во весь голос. Но случись что – прилетевшая из ниоткуда стрела или внезапно налетевшая буря – и можно было бы сказать, что сын Гунхильд, которого ярл все чаще называл своим наследником вместо самого Токе, мог быть объявлен незаконнорожденным!

Понятно, когда стали шептаться, что ярл подумывает о том, чтобы сделать своего младшего сына моим фостри, Токе крепко задумался. И придумал, как сбить одной стрелой двух воронов. И теперь он радовался, потому что был уверен, что со мной покончено. И уже наверняка строил новые козни.

Я вдохнул полной грудью смрадный воздух ямы и расправил плечи. Я снова хотел жить! Жить, чтобы отомстить предателю! Но чтобы выжить, был только один путь – пусть даже не по правде, но надо было отказаться от веры в своих богов и назвать своим единственным богом Белого Христа. Я снова вспомнил пророчества отца Асгрима, жреца в Оденсе. Предательство, которое похоронит под собой мои богатство и славу. Страшнее такого предательства нет! Но то же пророчество говорило о том, что и после предательства снова будет удача в бою и снова будет богатство. Непонятно только для кого: для меня, который вряд ли выйдет отсюда живым, или для моего брата Рагнара, который теперь стал хозяином «Летящего».