Сигрид Унсет. Королева слова - [195]
На этом примере из «Саги об Ане-лучнике» она подтверждала, что в сагах «много изумительных свободных вис, в которых передается любование природой…»[887].
Матею и Сигне беспокоило состояние Унсет. Вид ковра из лесных анемонов больше не зажигал в ее глазах былого огня. «Даже сад и цветы не радуют, когда не с кем разделить эту радость», — вздыхала писательница[888]. Братья Бё больше не просили ее рассказывать об аллигаторах. «Тетя Сигрид» все чаще сидела, сложив руки на коленях и глядя перед собой невидящим взором. Ее последней опорой в жизни оставалось общение с монахинями из Хамара. Там в часовне она впервые преклонила колена перед алтарем, дабы почтить память Святого Торфинна. Туда, в построенную десять лет назад церковь, она ходила преклонить колена так часто, как только могла, а мечтала — каждый день. Несмотря на плохое самочувствие, она пошла туда на церковный праздник 29 мая 1949 года. Несколько дней спустя у Сигрид Унсет были готовы две статьи для «Верденс ганг». Первая была рецензией на американскую книгу «Святые движут миром»[889]. Во второй писательница призывала почтить Юхана Фалкбергета подарком, собранным на народные средства. Год назад она предложила кандидатуру писателя, с которым дебютировала в один год, на Нобелевскую премию по литературе. За границей ее по-прежнему причисляли к ведущим интеллектуалам и писателям. Мало кто знал правду о ее здоровье. А еще через несколько дней Сигрид Унсет не смогла встать с постели — ее мучили боли и лихорадка.
В начале июня Унсет стало так плохо, что ее пришлось положить в лиллехаммерскую больницу. Для ухода за ней из Хамара вызвали сестру Ксавье. Никому тогда и в голову не могло прийти, что пора известить семью. В ночь на 10 июня больная почувствовала себя немного лучше, настолько, что даже отослала сестру Ксавье домой отдохнуть. И больничный персонал, и сестра Ксавье, и Матея были твердо уверены, что скоро Сигрид Унсет снова будет гулять по своему цветущему саду. Но когда медсестра-стажер Кирстен Ос заступила на утреннюю смену, она обнаружила кровать пустой. Сигрид Унсет лежала рядом, на полу, и не подавала признаков жизни. По всей вероятности, она даже не пыталась позвать на помощь. В тишине и в полном одиночестве, не приняв последнего причастия, покинула Сигрид Унсет этот мир.
Ее письменный стол в Бьеркебеке выглядел так, будто она всего лишь вышла на прогулку. В пишущую машинку был заправлен лист бумаги с концовкой статьи о Минерве. «Бёрк был настоящим знатоком человеческих душ, он любил людей такими, какие они есть, со всеми их грехами и добродетелями», — стояло на одной из последних написанных ею в жизни страниц.
Унсет часто разговаривала с друзьями о смерти. Нильсу Коллетту Фогту она признавалась, что нередко мечтала умереть. В молодости она неоднократно думала о самоубийстве. Позже, когда на ее плечи легла ответственность за других и особенно после обращения в католичество, самоубийство как решение уже не рассматривалось, однако сама мысль продолжала занимать писательницу. В последнее же время она действительно ждала смерти. Но, как она признавалась еще одному другу, ждала со смешанными чувствами. Умереть быстро значило бы слишком легко отделаться. Нет, сказала она Петеру Эгге, который был почти на пятнадцать лет ее старше:
— Надеюсь, что буду умирать долго и у меня хватит времени покаяться во всех моих грехах[890].
Эгге знал, что, предложи он ей начать покаяние прямо сейчас и надеяться лучше на скоропостижную смерть, она с ледяным видом объявит его образ мыслей плоским и циничным. Поэтому он промолчал.
Надежды Унсет на долгую болезнь не сбылись. В последний день ее жизни одновременно отказали и сердце, и почки. Пока семья отчаянно пыталась связаться с Хансом, газеты полнились хвалебными некрологами. «Как будто умерла мать», — гласил написанный Арнульфом Эверланном. «Будто умерло лето», — вторил ему Херман Вильденвей.
«Окинув взглядом ее жизнь, мы увидим, что у нее было все. Здоровье, душевная красота, щедрое сердце, талант. Много творческих побед, потом Нобелевская премия, мировая известность, королевские доходы и под конец жизни Большой крест Святого Улава. Она обладала ясным и мощным умом, сильной волей и была очень упряма», — резюмировал ее жизнь старинный друг Петер Эгге[891].
Однако в последние годы своей жизни, оглядываясь назад, Унсет далеко не всегда чувствовала себя победительницей. Да, ей удалось сделать карьеру в литературе, удалось стать фигурой крупного масштаба. В этом ее творческий проект состоялся. И, как она говорила в своем выступлении по хамарскому радио, у нее не было выбора — писать или не писать, хотя нередко и хотелось заняться чем-нибудь другим: «Временами мне вообще не хотелось писать, ведь было столько дел, которыми меня тянуло заняться: ухаживать за детьми, смотреть за домом и садом, прясть и ткать. Все это казалось мне куда более увлекательным, нежели сочинительство»
