Сигналы великанов - [7]

Спирин спит. А паровоз, упершись, как козел рогами, в брус упора, бешено буксует — колеса вертятся, искры сыплются дождем из-под колес, из трубы клубы пара… Упор дрожит. Из цеха кто-то увидал: бежит народ… Кричат: «Спирин, старый чорт!»

Спирин приподнял голову, хотел привстать — не может, мотнулась борода, рванулся и кричит:

— Караул, братцы! Беда!

Дудкин вскочил на паровоз, запер пар и открыл сифон, чтобы усилить тягу: манометр падает…

Около Спирина ребята столпились — хохот…

— Вставай что ль, дядя Спирин, генерала-то проспал…

Спирин лежит с закрытыми глазами, губы стиснул. Процедил сквозь зубы:

— Ладно озоровать вам. Дудкин, возьми клещи на машине в малом ящике.

— Чего сердитуешь. Сам виноват, машину кинул без призору, — утешает Спирина Дудкин, выдергивая из шпал гвозди…

— Тонькины штуки! Хулигана растишь!

— Так я ль его не учу? Приди он, вражий сын, теперь домой — башку сорву…

Услышав это обещание, Тонька сполз с кучи шлака и кустами таволги и чернобылья прокрался к поросшему кугой и камышом ставку в степь за заводом.

II. Гусь голанский

Тонька выбрал средь бурьяна бугорок с травой — лег на спину и слушает: не будет ли за ним погони. Нет. Слышно: ревет воздуходувка, погукивает паровоз, стучат и звенят буферами вагоны, — Спирин принялся за работу — маршрут выводит на прямую.

Тонька вздыхает — и со вздохом чует запах тины и осенней травы. Бурьян шурши печально. В небе глаголем летит гусиный караван. Гуси тянут к морю на закат. А может быть они летят за море?

«Хорошо бы вот так — как гуси сейчас, — думает Тонька, — ударить оземь каблуками, хлоп крыльями и улететь»…

Тонька прислушивается — и слышит с высоты гусиный окрик.

На призыв с неба всполошилась водяная птица на ставке. Загоготали гуси. Крякают утки. Тонька раздвинул бурьян и видит. На берегу заросшего кугой ставка собрались стаей заводские гуси: белые — голанские, серые с гребнем и кадыком — тулузские, серо-белые русские; гуси гогочут, шеи вытягивают над травой, шипят, хотя врагов не видно. Потом все всполошились, побежали, расправив крылья в ту сторону, куда летит гусиный караван, захлопали крылами, взлетели с гоготом чуть-чуть над серою землей и обессилев тотчас пали, примиренно гогоча.

Тоньке жаль гусей. И вспомнил дудкинского гусака. Эти хоть по берегу ходят, пытаются взлететь, а Тонькин отец гусака связал по ногам и крыльям, посадил в лукошко в чулане, чтобы гусь жирел. Перед гусем чашки: с водою и с овсом. Как дойдет гусь до двадцати фунтов — его отец зарежет.

— Постой еще! — со злостью шепчет Тонька, — тоже «башку сорву». Я тебе докажу! Гусь летать должен.

Тонька жует травинку и думает, глядя в небо, о том, как было б хорошо помочь гусям взлететь — и, пусть поднявшись ввысь, летят за сине море за караваном диких товарищей… Небо ясно. Тонька ловит ухом: не прокричат ли еще гуси в высоте, и слышит мерно-звонкое урчанье:

— Ероплан!

Быстрей и выше птиц несется аппарат. Под крыльями видны трехцветные круги: не наш! Покружился ястребом над станцией завода и опять помчал на север… Гул мотора затих, и снова слышно: только воет на заводе воздуходувка. Протяжно крикнул к отправлению паровоз, и Тонька слышит — с визгом раздернув упряжь — стронулся поезд: Спирин уводит порожняк…

Тонька выбрался из бурьяна по задам, тропинкой берегом ставка пробрался на огороды, оттуда в хату. Дома никого. Открыл чулан, — гусь сидит в лукошке, спрятав голову в крыло.

— Кого? — спросил гусь сонно, поднимая голову.

— Тебя, тебя, — шепчет гусю Тонька, — я, брат, придумал. Пущу тебя я в небо, прямо еропланом полетишь, догоняй товарищей, лети за синие моря.

Разговаривая с гусем, Тонька разрезал карманным ножиком путы на гусиных лапках, потом на маховых перьях крыл. Развязав гуся, Тонька пустил его на пол. Гусь начал было лениво охорашиваться, а потом сел и снова спрятал голову в крыло. — «Ишь ты, ленивый!» Тонька схватил гуся подмышку и бегом пустился с улицы на заводский двор…

— Куда ты, Тонька? — крикнул вслед ему Ванюшка Тюрин.

— Гуся учить, — на бегу ответил Тонька, — полетит!..

Тонька побежал прямиком к вышке воздуходувки. За Тонькой, прыгая через канавы и камни, несся тюринский Ванюшка с криком:

— Ребята, гусь полетит!

За тюринским Ванюшкой — Стенька Пыж, а за Пыжом — Семен Мохнач… — Вереницей — кричат, гогочут.

Тонька карабкается с гусем по стремянкам вверх на вышку — вот и мостик у самого раструба. Веет пыльный воздух, вихрем вырываясь из воронки вверх столбом. Сердце у Тоньки сладко прихватило.

— Ну, лети!

Он поднял гуся вверх обеими руками и кинул внутрь трубы… Гусь крикнул, серым камнем его дунуло кверху — он взлетел под крик и свист мальчишек выше заводской трубы и там на высоте, испуганно крича, захлопал крыльями, сделал турмана, выправился и гогоча понесся вниз к ставку. Тонька видел, как он шлепнулся посредине в воду и поплыл. Гуси на берегу подняли неумолкаемый тревожный крик…

— Слезай! — услышал Тонька грозный окрик снизу…

Взглянул вниз. У нижней лестницы воздуходувки стоял отец. За плечами на погоне — винтовка. На груди и по поясу пулеметная лента накрест надета.

— Драться собрался! Ну, теперь беда, злой: сорвет башку! — подумал Тонька, спускаясь неохотно вниз.