Сигналы великанов - [19]

Начдив подумал, потом постучал в стену кулаком. Вбежал писарь.

— Пиши приказ. На руки. Дать с берега товарищам Жеребцу с Максимом моторную лодку. Пойдут на соединение с Жданом. Погрузить патроны для пулеметов и орудийных очередей, сколько придется. Ехать с Жеребцом Петрову Акиму, Ладушкину и там, кто за механика. Взять винтовки. Командует лодкой и отрядом Жеребец… Сельсоветы— оказывать содействие и исполнять ревтребования Жеребца. Хлеба, сельдей, чаю, сахару, легкого табаку, махорки, карамели. Ладушкину скажи: не медля ни секунды. А то я его взгрею. Понял?

— Есть. А где же Жеребец?

— А вот он.

— Хм!

Жеребец заржал.

— Идем, ребята, — сказал мальчишкам писарь.

II

Под Струковским садом, где пристань яхт-клуба, в моторную лодку, окрашенную в мутно-зеленый цвет, погрузили ящики с патронами, очередями для орудий, бидоны с маслом и продукты.

— Все налицо? — спросил Жеребец. — Ладушкин?

— Есть.

— Петров?

— Есть Петров.

— Моторист?

— Есть моторист — Степан.

— Максимка?

— Я.

— Крути, Степан.

— Есть — крути…

Жеребец сел к рулевому колесу. Мотор застучал. Вперед! Есть вперед. Отдай чалку. Есть!

Лодка, едва не черпая бортами воду от тяжелого груза, выбежала на стрежень. Жеребец скатал руля, и лодка, круто повернув, помчалась вниз по Волге.

— Это куда ж! Стой, — закричал Ладушкин…

— В Жигули! — ответил Жеребец и засмеялся.

Ладушкин, Петров и моторист с недоумением оглянулись на отступающие назад берега самарской пристани; и позади за лесом на горизонте сошлись гора с горой, синея, Жигулевские Ворота.

— Ты, парень, не рехнулся? Жигули-то вон где!

— Мы туда и идем…

— Брось Ваньку строить, а то я с тебя спесь сшибу махом…

— Ну-ну, а приказ читал? Кто здесь есть командир судна? Жеребец! Это я. Кто здесь командует отрядом? Жеребец. Это я. При сем мастичная печать и надпись. Максим, продуй наган на всякий случай…

Максим вынул из штанов револьвер и подул ему в дуло: шелуха от семячек набилась.

Ладушкин смолк.

Самара скрылась за рынком[30]. Справа оборвался зеленый остров, прошумел осокорями— набежала чамра, зарябила голубую воду. Дождь брызнул и прошел. Гора в белой осыпи надвинулась справа крутцом.

Мотор стучит. Лодка бежит. Поднялись шапками шиханы. Обрывом прямо в воду источенные рекой известняковые скалы. Обломки с дом каменных обвалов у самого уреза и поросли осинником и оплетены ежевикой. На камнях у воды сидят штанастые орлы. На стук мотора повернет лениво и надменно голову, взмахнет крылами, взлетит и взмоет в высоту. А там вверху под облаком кругами реют.

Над голой кручею — погост: две церкви— каменная красная и деревянная.

— Стоп, мотор.

— Есть, стоп мотор.

— Вот, братцы, — сказал Жеребец, приворачивая к яру — Это и есть вам Ермачиха. Ермак тут, идучи Волгой вверх, волочился. Дальше, гляди: церковь белеется. Переволока — там, слышь, Стенька Разин свои лодки перетаскивал в Усу. А повыше Кольцовка— тут, будто, Ермаков есаул Иван Кольцо переваливал в Усу. Поняли? Самая наша дорога и есть.

Лодка тихо подошла к камням. Петров выпрыгнул на камни с фалинем в руке и подвел лодку бортом к каменной плите.

— Вот как будем, Ладушкин. Тут мужики на это дело со старины присноровились. Ты ступай. Я хоть Жеребец, да не сказали бы — щенок. Иди, скажи, что приказом начдива красной армии — требую, я, командир отряда, на берег шесть подвод, из них чтоб две с пристяжной. Чтоб в одну секунду.

А то, мол, у нашего командира расправа короткая. За службу — по четверке легкого табаку на брата. Село за горой. Одна нога у тебя здесь — другая там.

— Есть, товарищ командир. Идемте, Степан, Максим.

— Максим, ты не ходи — уж больно масляный. Амбицию мне спортишь.

Ладушкин с Петровым пошли в гору по крутому каменному взводу вдоль барака, заваленного по краю навозом.

— Ленивый здесь мужик, — сказал моторист, — у нас на родине навоз покупают, а тут надо бы на пашню, а он навоз в овраг валит.

— У нас, товарищ, этого не надо, — солидно ответил Жеребец, — наша земля навозу не примает: бурьян да чернобыльник одолеют. И без навозу сымаем ино по двести с десятины…

Прошло с час. С горы сначала показались ребятишки и девчонки. Они бежали с криками под гору и столпились на камнях у лодки; стояли молча и смотрели. Потом по взвозу вниз затарахтело шесть подвод — две с пристяжками.

Подводы съехали на каменный бечевник. С первой телеги сошел седой старик, надел очки и спросил:

— Кто здесь будет Жеребец?

— Я буду.

— Врешь?

Жеребец заржал…

— Истинно Жеребец. Приказ есть?

— Читай, коль грамотный.

Старик взял приказ, прочел.

— Все правильно. И печать. Ну, что прикажешь, отец командир?

— Ящики в телеги. Лодку на дроги— тройкой в гору. До Усы.

— На переволок, стало быть.

— Да…

— Это дело нам известное. Слушай, ребята, что приказывает советская власть. Делайте.

Красноармейцы с мужиками принялись перегружать из лодки на подводы ящики. Потом мужики распрягли одну пару, загнали в воду длинные дроги, сами зашли в воду, не раздеваясь, и сноровисто посадили моторную лодку вдоль меж слегами дрог. Вытянули на берег. Под борта подложили, чтоб не било и не стучало на камнях, рогожки.

— Трогай. А мы купаться будем.

Максим с Жеребцом разделись на камнях и кинулись в теплую желтоватую воду ласковой Волги. Поплыли на стрежень.