Сидр для бедняков - [39]

Шрифт
Интервал

— Ты сегодня не из самых ранних, а? — усмехнулся Тегелар.

— Нет, — ответил Блекер, кашлянул и оторвал кусок полотенца.

Внизу стояло черное пластмассовое ведро, полное серой жижи с хлопьями мыльной пены. Вот неряха, подумал Блекер об уборщице. У него появилось желание пнуть ведро ногой. Чушь какая-то, мысленно возмутился он, но желание все усиливалось, внутренний голос нашептывал, что надо непременно толкнуть ведро ногой. Он проклинал свои скверные нервишки, которые с детства изводили его, заставляя по шесть раз включать и выключать свет, проглатывать последнее слово в предложении, дважды переворачивать перед сном подушку. Он знал, что не успокоится, пока не осуществит это дурацкое желание. Подумаешь, велика важность — пнуть помойное ведро.


Помещение, где они работали, было частью большой комнаты, перегороженной матовым стеклом. Здесь стояли три письменных стола и шкаф, вдоль стен тянулись лабораторные столы, заставленные приборами, в основном устарелого образца. Но в глазах служащих конторы это была святая святых, научный центр, обитель истины и прогресса — лаборатория. У левой стены за деревянной перегородкой закуток с раздвижной дверью, где уже долгие годы ржавел на штативе старый фотоаппарат, а на полке пылились бутылки с химикалиями. Блекер, Тегелар и Крёйер заходили сюда выпить по стаканчику воды и переодеться, хранили пакеты с бутербродами. Летом тут держали бутылки с прохладительными напитками и чистые пластмассовые чашечки для кофе. Здесь же висел белый халат, которым по очереди пользовались Блекер и Крёйер. Тегелар большей частью был в бегах: в его обязанности входила проверка качества бумаги, которую браковали вечно недовольные печатники. То она была слишком гладкая, то слишком сухая, то слишком непрочная, то слишком тонкая, то слишком тяжелая, то она выцветала, то желтела. После проверки Тегелар шел на доклад в дирекцию. А Крёйер тюкал на машинке или отбирал на складе образцы для выборочного контроля.

Блекер уныло перебирал листы бумаги. Вверху каждого из них стоял штамп с десятью контрольными параметрами. «Целлюлоза?» — было написано рукой Крёйера на одном из желтоватых листов. «Да», — написал Блекер мелкими буковками в изгибе вопросительного знака. Потом оторвал кусочек бумаги и окунул в пузырек, стоявший перед ним на столе. Мокрый обрывок окрасился в желтый цвет. Блекер взял ручку и переделал вопросительный знак в жирный восклицательный.

Вошел Крёйер и жестом официанта, подающего клиенту тарелку супа, положил на лист с восклицательным знаком образец оберточной бумаги.

— Проверь на разрыв, — сказал он. — Срочно. Мне некогда ждать.

Из него вышел бы хороший плотник, подумал Блекер. С такими-то ручищами. Это от конторской работы они стали белыми и мягкими. Ведь дела-то у него еще меньше, чем у меня. Только и знает, что курить. Каждую сигарету докуривает до того, что окурок едва не обжигает пальцы. Целыми днями глядит в окно, дожидается, не пройдет ли случайно Эмми Дёйф. Иногда без всякой надобности бегает на склад, чтобы лишний раз пройти мимо ее стола.

Крёйер сел за стол напротив Блекера и придвинул к себе машинку.

— Блекер, — повторил он. — Дело срочное.

Вздохнув, Блекер пошел к аппарату, медленно повернул вентиль кислородного баллона и прижал снизу образец. Потом посмотрел в окно. Даже при ярком свете флагшток выглядел тусклым. Лак потрескался от помета чаек — зимой они часто сидели на флагштоке в надежде на хлебные крошки. Волны от буксира, играя в лучах солнца, бежали к жилым лодкам на Трулстракаде, ударялись о борт или подкатывались под киль, отчего «домики на воде» слегка покачивались. У самого моста стояла шикарная лодка угольщика, который как-то раз выиграл в лотерею. Он жил в этой лодке с женой и двумя дочерьми. Со стороны казалось, будто он держит их взаперти. Когда бы Блекер ни посмотрел, они всегда сидели дома и чаще всего занимались собой. В комнате, обставленной под старину, они делали друг другу питательные маски или завивали волосы. Вот и сегодня разлеглись на крыше, превращенной в солярий. И десяти еще нет, а они уже валяются, подумал Блекер. Неужели так жарко?

Кислород прорвал бумагу. Крёйер встрепенулся.

— Сколько?

— Не знаю, — честно признался Блекер. — Принеси еще, я переделаю.

— Все сначала?! — Крёйер вскочил со стула и подбежал к прибору. — Вот! — закричал он и ткнул пальцем в стекло манометра. — Вот куда надо смотреть, а не на улицу. Переделывать времени нет, черт возьми! Рандьес с меня спросит. «Все будет сделано», — сказал я ему. И вот полюбуйтесь. А бумага из Венгрии, огромный заказ.

— Извини, — сказал Блекер.

— Ах вот как! — взорвался Крёйер. — Больше тебе нечего сказать? Бездельник, ленивая свинья…

Сейчас обзовет меня сволочью и начнет браниться, подумал Блекер. Он смотрел в налитое кровью лицо, в прищуренные глаза. Крёйер был скорее смешон, чем страшен, и, чтобы не рассмеяться, Блекер перевел взгляд на кресло Тегелара. Кресло с мягким сиденьем, подлокотниками и подвижной спинкой — настоящее конторское кресло.

— Иди сам объясняйся! — выкрикнул Крёйер срывающимся голосом.

Блекер почувствовал на подбородке и губах брызги слюны. Желание смеяться мгновенно сменилось злостью. Это уж чересчур. Какая мерзость! Его даже затошнило. Рукавом халата он вытер лицо.


Рекомендуем почитать
Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.