Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы - [158]
Мария Захарченко 29 сентября отправила телеграмму в Москву из Хельсинки: «Посылка пропала. Ждем разъяснения». Это означало, что Рейли пропал.
В Москве срочно собрался Политсовет «Треста», на заседании которого его членам сообщили о смерти Рейли. В Ленинград отправили двух членов организации, чтобы они произвели расследование на месте. Затем отправили телеграмму в Хельсинки: «Болезнь кончилась смертью детей». То есть Рейли действительно погиб.
Собственное расследование «Алакюльского инцидента» проводили и представители эмиграции, прежде всего Захарченко и Георгий Радкевич.
Мария очень тяжело переживала случившееся. Она считала, что именно на ней лежит немалая часть вины за «смерть» Рейли. В одном из писем, направленных Якушеву, она писала: «У меня в сознании образовался какой-то провал… у меня неотступное чувство, что Рейли предала и убила лично я… Я была ответственна за “окно”. Ради всего нашего движения я прошу позволить мне работать в России». Якушев обещал вызвать ее в Москву. Но пока решили принять только Радкевича.
На всякий случай Радкевич переходил советскую границу не в районе привычного «окна» у Алякюля, а в другом месте. В Москве он потребовал у членов Политсовета «Треста» объяснений о том, что произошло с Рейли. Но и его самого спросили о том же — ведь он-то находился от него в ту ночь всего в нескольких десятках метров! Пришлось Радкевичу рассказывать о перестрелке и о том, что он с финнами ждал на границе до самого утра — в надежде на то, что Рейли был ранен, смог укрыться в кустах и, возможно, еще найдет в себе силы доползти до реки.
За границу «Трест» командировал своего представителя Мукалова-Михайлова, который встречался с Рейли, а потом участвовал в расследовании обстоятельств его «гибели» и ездил с этой целью в Ленинград. В результате вырисовывалась следующая картина: Рейли и его проводник Вяха случайно наткнулись на пограничный наряд, в перестрелке с которым британский разведчик погиб. Таким образом, речь шла о трагической случайности и, следовательно, о непричастности «Треста» к гибели Рейли. С такой версией согласились представители финской и польской разведок.
Пожалуй, только жена Рейли Пепита Бобадилья еще не верила в то, что ее мужа уже нет в живых. Никто и не предполагал, насколько она была близка к истине.
Пепита 28 сентября 1925 года отправила телеграмму в отель «Андреа» в Выборге: «Приезжал ли Рейли и когда уехал?» На следующее утро пришел ответ: «Сидней Рейли приезжает сегодня вечером». Но прошел еще один день, а Рейли в отеле так и не появился. Пепиту охватила тревога. Она написала Эрнсту Бойсу, но тот тоже ничего не знал. Впрочем, через несколько дней он сообщил ей — ее муж решил все-таки отправиться в Россию. Бойс поехал в Финляндию, чтобы лично узнать о том, что все-таки произошло с ним, но ничего так и не узнал. Правда, в октябре он получил открытку, который Рейли послал ему из Москвы. Она подтверждала, что он действительно был в советской столице.
На открытке была изображена Иверская часовня — любимое место для встреч Рейли с его людьми в 1918 году. На обратной стороне, в верхней части открытки, Рейли написал по-русски: «Германия, через Берлин». А ниже шел текст на немецком языке, который гласил: «Дорогой Эрнст, с наилучшими пожеланиями из прекрасной Москвы». И подпись: «Искренне Ваш, Эсте». То есть СТ1 — оперативный псевдоним Рейли в английской секретной службе. Почерк был хорошо знаком Бойсу — это, без сомнения, писал Рейли.
По просьбе Бойса с Пепитой в Париже встретился приехавший из Хельсинки Борис Бунаков. Он-то и привез ей последнее письмо мужа, написанное 25 сентября, буквально перед самым переходом границы: «Моя любимая, родная. Мне совершенно необходимо съездить на три дня в Петроград и Москву. Уезжаю сегодня и вернусь обратно во вторник утром. Ты понимаешь, конечно, что я не решился бы на такое путешествие, если бы не считал его абсолютно необходимым и если бы не был уверен, что не подвергаюсь почти никакому риску. Если же, паче чаяния, меня арестуют в России по какому-нибудь пустяковому обвинению, то мои новые друзья достаточно могущественны, чтобы быстро вызволить меня из тюрьмы. Опознать меня в моей новой личине большевики не смогут. Одним словом, если во время путешествия произойдут какие-нибудь неприятности, то возвращение мое в Европу задержится на очень короткий срок. Недели две, не больше.
Родная моя, я поступаю так, как велит мне долг, и не сомневаюсь, что ты вполне одобрила бы мое решение, если бы была со мной. В мыслях ты вечно со мной, и твоя любовь охранит меня. Храни тебя Господь…»
Конечно, можно предположить, что Рейли написал так, чтобы не волновать лишний раз жену. Но, скорее всего, он действительно поверил в то, что большевики его не опознают и что его «новые друзья» настолько влиятельны, что смогут в случае быстро вытащить его из тюрьмы. И в этом была его главная ошибка. Интуиция и умение просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед на этот раз фатально подвели опытного разведчика.
Теперь у Пепиты сомнений не оставалось — Рейли действительно нелегально отправился в Россию. Но что с ним там все-таки произошло? Пепита поехала в Лондон для встречи с Бойсом, но тот так и не смог рассказать ей ничего конкретного. Между тем Бунаков сообщил, что непосредственным руководителем операции по переброске Рейли в Россию была Мария Шульц (Захарченко), состоящая в некоей подпольной могущественной антисоветской организации, которая сейчас находится в Хельсинки. Из Лондона с первым же пароходом Пепита отправилась в столицу Финляндии, которую она в мемуарах называет «настоящим гнездом советских и антисоветских интриг». В этом «гнезде» она действительно повстречалась с Захарченко.
