Сибиряки - [7]
— Да нет, нравитесь, Нюся. Очень нравитесь…
Житов не соврал. В этот момент Нюська была так мило наивна и так хороша в этом хрустальном свете, что Житов, кажется, никогда еще не испытывал подобного ощущения близости девушки. Все в Нюське было как-то проще, откровеннее и потому приятнее, ближе. Не было далеких намеков на внимание, сложных, слишком умных происков, умышленно отвлеченных речей (это уже было знакомо Житову). Да и сам Житов, случалось, не решался вот так слишком уж просто, без обиняков… Но ведь Нюська совсем ребенок. Чудесный милый ребенок… А может быть, ее тянет к нему не сам он, а его положение технорука, единственное на весь автопункт звание инженера? И завтра же сама Нюська будет так же просто и весело делиться с подружками своей легкой победой?..
А Нюська молча шла рядом, старалась угодить в ногу, размахивая свободной рукой. И вдруг запела: громко, без напряжения, будоража ночь:
Житов невольно оглянулся на тракт. Ни души. Зачем она это?.. Так вот чьим голосом восхищался он столькими вечерами!
— Это не вы ли поете частушки, Нюся?.. Я ведь вас каждый день слышал.
— Ну уж и каждый.
— Ну часто. У вас чудный голос. Знаете, как называется ваш голос?
— Как?
— Контральто!
Нюська неожиданно рассмеялась.
— Угадали. Мне учитель пения наш давно говорил.
— Так вы учитесь пению?
— А он многих учит. На пенсии он, что ему делать? Вот и ходим к нему…
— Ходим! — едко передразнил Житов. — Да как вы можете так спокойно… нет, не то, равнодушно говорить: «Ходим»! Да вы знаете, какой у вас голос! У вас же редкий дар! Вам бегать надо к учителю… только не тут, а к настоящим, знающим педагогам!.. — Житов заговорил горячо, с жаром, кажется, готовый тут же отправить ее в консерваторию, умоляя беречь и не растрачивать дарование на частушки. А Нюська слушала, прижималась к его плечу и, заглядывая ему в лицо, беззвучно смеялась.
— Вы не верите, Нюся? — вдруг оборвал свою пылкую речь Житов.
— Да чего же мне верить-то? Вы же еще не директор консерватории, правда?
— Ректор, — поправил, обидясь, Житов.
— Ну ректор. Смешной вы, Евгений Палыч… Только вы не серчайте… Раньше все косу мою расхваливали, в музей ее собирались отдать… — И Нюська весело, заразительно рассмеялась.
Житов посмотрел на ее опушенное инеем удивительно красивое лицо, не в силах сдержать улыбки.
Нюська сбавила шаг, умолкла. Молчал и Житов, снова поддавшийся приятному, ласкающему его чувству. Какая чудесная, волшебная ночь! Пусть она длится, длится! Пусть никогда не кончается этот лунный тракт, не свернут с него к нежданной калитке Нюськины ноги. Вот так и идти, идти вместе…
— А вы любили когда-нибудь, Евгений Палыч?
— Я?.. То есть кого?.. — вздрогнул от неожиданности Житов.
— Здрасте! Не себя же, правда? Была у вас девушка?
Житов почувствовал, как запылало его лицо. Зачем она это спрашивает? Что ответить? Да и была ли у него любовь? Возможно, была… Нет, нет, конечно не было… Разве встречи, тихие нежные мечты — это любовь?..
— Настоящей любви не было, Нюся.
— И у меня, — со вздохом сказала Нюська. — А ведь хорошо любить? По-настоящему, правда?
— Правда, — улыбнулся Житов.
— Вы смеетесь?
— Нет.
— Нет, смеетесь!
— Да нет же, Нюся! Просто мне хорошо с тобой… С вами, Нюся, — спохватился, поправился Житов.
Нюська помолчала.
— Значит, нехорошо.
— Почему?
— Ну вы сказали: с тобой, а потом…
Сердце Житова забилось оглушительно, часто. Неужели это и есть оно — его счастье?..
— А вы хотите, Нюся, чтобы я…
— А вот мой дом! — неожиданно перебила Нюська и, опустив Житова, перескочила через кювет, прижалась спиной к калитке.
За воротами рванулся на цепи пес, рявкнул, но, почуяв хозяйку, обрадованно заскулил, заметался. Житов остался стоять на шоссе.
— Ну, что же вы? — глуховато спросила Нюська.
— Так ведь ты же дома, Нюся.
— Идите сюда. Ну!
— Иду.
Житов перешагнул канаву, приблизился к Нюське. Снова рванулся пес. Нюська отвела Житова от калитки. Взяв за руки, подняла на него огромные ищущие глаза.
— И все?
— Что, Нюся?
— Поцелуйте меня, Евгений Палыч.
— Нюся!.. Нюсенька!.. — Житов прижался к теплым податливым губам девушки. И оторвался, жадно глотая жаркий морозный воздух.
— Еще…
Он схватил ее голову, зацеловал в губы, в глаза, в щеки…
— Нюся! Нюсенька! Ты меня любишь? Это верно? Скажи!..
— Что верно?
— Что любишь! Ведь любишь, да?..
Нюська весело рассмеялась:
— Ну вот вы и сразу: любишь!
— Но ведь ты… но ведь мы…
— Целовались? Так ведь не на людях же, правда? Разве обязательно уж и любить? Просто вы мне нравитесь, Евгений Палыч. И красивый вы… Но ведь вы же сами сказали, что по-настоящему не любили. А ведь тоже, поди, целовались, правда?.. Вы осердились, Евгений Палыч?
Житов молчал. Ему не верилось, было дико, что вот всего миг назад он верил в ее любовь… Он сам уже любил Нюську…
— До свиданья, Евгений Палыч. Не серчайте на меня, я ведь ничегошеньки еще не знаю, Евгений Палыч… — Она схватила его руку в перчатке, сжала ее, тряхнула и опрометью бросилась к калитке. Еще через минуту мягко простучали ее валенки по ступеням, хлопнула сенная дверь, и все смолкло.
О юных борцах пролетарской революции в Саратове, которые вместе с отцами и старшими братьями провозглашали власть Советов, отстаивали ее в трудные годы становления молодой Республики, узнает читатель из повестей Н. Чаусова «Юность Дениса» и Г. Боровикова «Именем Республики». Книга выходит в год 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции.
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Историческая повесть М. Чарного о герое Севастопольского восстания лейтенанте Шмидте — одно из первых художественных произведений об этом замечательном человеке. Книга посвящена Севастопольскому восстанию в ноябре 1905 г. и судебной расправе со Шмидтом и очаковцами. В книге широко использован документальный материал исторических архивов, воспоминаний родственников и соратников Петра Петровича Шмидта.Автор создал образ глубоко преданного народу человека, который не только жизнью своей, но и смертью послужил великому делу революции.
Новый роман заслуженного писателя Мордовской республики Андрея Куторкина представляет собой социально-историческое художественное полотно жизни мордовской деревни на рубеже прошлого и нынешнего столетий. Целая галерея выразительных образов крестьян и революционной интеллигенции выписана автором достоверно и впечатляюще, а события воссозданы зримо, со множеством ярких бытовых деталей.
Чукотская сага начала складываться у костров неолита, под звездами первых дней творенья. Ее финал мог бы стать иным — для этого достаточно бросить взгляд на карту. Между Москвой и Уэленом легли десять часов поясного времени. Но между Аляской и Чукоткой разница в целый день. У нас воскресенье, а на Аляске понедельник. Этот тяжелый день задержался там надолго. Он мог бы захлестнуть и Чукотку, но над миром прогремели залпы Октября. Финал саги звучит сейчас на светлой и высокой ноте и перерастает в начало новой песни.
Герои романа Аркадия Первенцева — люди, работающие на авиационном заводе в годы войны. В самое трудное для страны время, осенью 41-го, завод с Украины эвакуируется на Урал, и рабочим предстоит сделать невозможное: уже через месяц после прибытия на новое место завод должен дать фронту самолеты.«Испытание» — роман о героизме тружеников тыла, о братстве народов, о единстве советских людей, вставших на защиту своей Родины.