Сибиряки - [6]

Круговушка была устроена на самой реке, на расчищенном от сугробов гладком, как стекло, льду. Большая плотная толпа парней и девушек окружила со всех сторон веселое зрелище, и Житову с его компанией не сразу удалось проникнуть внутрь этого клокочущего, звенящего на все голоса людского кольца. На вкопанном в центре в снег небольшом столбике висела перекладиной толстая неоструганная жердина, к обоим концам которой были привязаны обычные санки. Несколько человек ходило вокруг столбика, изо всех сил раскручивая жердь, которая в свою очередь увлекала за собой санки с сидящими на ней парочками. И чем быстрее раскручивалась перекладина, тем стремительнее скользили по зеркальному льду легкие санки, ниже пригибались к ним головы седоков, яростней становились крики и хохот зрителей, подгонявших крутильщиков. Вот санки развернулись от центра и теперь уже не скользят, а едва касаются льда, готовые вместе с прильнувшими к ним седоками сорваться с жерди. Веселое напряжение толпы достигло предела. Кто-то подбадривает седоков и выкрикивает советы, кто-то подстегивает крутильщиков, в тех и других летят со всех сторон тугие снежки. Свист, визг, гам, крики… И вдруг все покрывается единым восторженным воплем — первая пара седоков срывается с санок и, мелькнув в воздухе ногами, врезается в обочинные сугробы. Еще секунда — и вторая пара, будто выпущенная из пращи, пролетев ледяную гладь, зарывается в снег. Опустевшие санки делают еще несколько кругов и останавливаются. Зрители бросаются к «пострадавшим», помогая им выкарабкаться из снега, в то же время поздравляя крутильщиков с новой победой.

А в санки уже садились новые пары, и новые крутильщики занимали место у столба круговушки. И снова мелькали перед глазами вихрем летящие санки, взрывались смех и снопы снега…

— Евгений Палыч, садитесь!.. Мы с вами!..

Житов не успел опомниться, как Нюська увлекла его за собой к санкам.

— Держитесь!.. Крепче держитесь, Евгений Палыч!.. Поехали!..

Санки сначала медленно, а затем все быстрее заскользили по льду. Кто-то из толпы освещал его и Нюську карманным фонариком, кто-то кричал: «Катнем технорука»!.. В глазах зарябило, поднявшийся ветерок выбивал слезу, а руки сами собой все крепче впивались в натянутую струной веревку. Нюська громко смеялась и выкрикивала ему какие-то советы, но в ушах Житова все сливалось в один сплошной нарастающий гул. Пальцы в перчатках предательски скользят по веревке, а Нюськины руки, сцепившиеся у него на груди, тянут его назад сильнее, сильнее. Житов уже из последних сил держится за веревку, чтобы не вылететь из санок. Глаза заволокло розоватым туманом, руки налились тяжестью, онемели. Последним отчаянным усилием попробовал перехватиться удобнее — и в тот же миг почувствовал, как летит в воздухе. Еще миг — и он с головой в снегу, вместе с Нюськой…

8

Было уже за полночь, и толпа молодежи незаметно начала таять. После очередной победы крутильщиков и восторженной суматохи Нюська отвела хохочущего вместе со всеми Житова от круговушки, громко, чтобы услыхал в гаме, сказала:

— Домой надо, заругаются.

— Как, уже? Впрочем, конечно, идите, Нюся. Первый час. Спасибо вам за огромное удовольствие…

— Одна? — лукаво удивилась Нюська. И, видя заминку Житова, рассмеялась. — У вас в Москве все так девушек провожают?

— Нет, что вы… Я просто не сообразил, — сбивчиво, стараясь не глядеть Нюське в глаза, проговорил Житов. — Я думал, вы с подругами…

— А вы о подругах не пекитесь, у них есть кому, — полушутя, полуобиженно отрезала Нюська. И, не ожидая ответа, первой двинулась залитой лунным светом тропинкой.

Житов улыбнулся наивной простоте местного этикета, Нюськиной самоуверенности и пошел следом.

Луна высоко стояла над Качугом, серебря сопки, горбатые крыши изб, Нюськин козий треух, воротник, плечи. Хорошее, веселое настроение, поднятое чудесной прогулкой, катанием на круговушке, наконец, шагающей рядом Нюськой, заставило забыть одиночество и невзгоды. И пусть завтра начнется все сначала, пусть опять неприятен будет его разговор с Поздняковым, сегодняшний вечер стоит того, чтобы все повторить снова.

Выйдя на раскатанный шинами тракт, Нюська остановилась, подождала Житова.

— Ой, снегу-то! Давайте отряхну. — И, сбросив рукавицу, принялась отряхивать Житова. Бесцеремонно расстегнула ворот его шубы и, выгребая голыми пальцами снег, задышала в лицо:

— Еще простынете. Кто вас, москвичей, знает, какие вы…

— А вы, Нюся, не простудитесь?

— Вот еще! Поди, в валенки набралось? Обопритесь на меня, выбейте, а то ноги мокрые будут.

— А у вас не набилось?

Нюська выставила вперед валенок, засмеялась:

— У меня не набьемся!

Валенок плотно облегал в икре Нюськину ногу. Житов воспользовался предложением, поочередно выколотил из-за голенищ снег и тоже отряхнул Нюську.

Они не торопясь двинулись трактом. Нюська взяла под руку Житова, слегка прижалась к нему плечом.

— Что ж вы молчите, Евгений Палыч? Я вам не нравлюсь, да?

Внезапный откровенный вопрос вновь ошарашил Житова. Как ее понимать? Уж не собирается ли она снова разыгрывать его? Посмеяться? Но Нюськино лицо, обращенное к нему, было серьезно.