Сибиряки - [24]

Шрифт
Интервал

Житов помог собрать узелок, отдал Нюське. И снова заметил: взяла будто сестра, будто самый близкий ему человек, завязала, понесла в палатку…

3

У переката комсомольцы разбились на две группы: первая должна была стоя на лыжах счищать со льда снег и скалывать кромки, другая — придерживать людей за веревки, на случай, если кто-либо по неосторожности оступится в воду. Косов помогал Житову расставлять обе группы.

Но вот лыжники выстроились вдоль переката, застучали ломы. Житов, подойдя ближе к кромке, следил за работой. Тонкие большие льдинки быстро переплывали полынью и, стукаясь и громоздясь друг на друга, заметно наращивали лед нижней кромки.

— Евгений Палыч! Евгений Палыч!.. Перекат-то ведь закрывается! Каюк скоро будет нашему перекату! — кричал Косов. — А ну, нажмем еще, а ну, веселей, братцы!

Да Житов и сам видел, что перекат беспорядочно, но довольно быстро начинает скрываться под новым ледяным покровом. Вот тебе и забава! Видела бы это оставшаяся у костров Нюська! И сам закричал работавшим:

— Хорошо, товарищи! Продолжайте!

Однако чем дальше, тем лед становился все толще и откалывать его приходилось труднее. Мало того, нарост льда, приближаясь к самому быстрому течению переката, так медленно увеличивался в размерах, что перекрыть быстрину, кажется, нечего было и думать. Льдины то лезли друг на друга и дыбились, то ныряли под ледяной настил, руша и увлекая за собой сверкающие и лучах солнца обломки. Еще через час всем было уже ясно, что перекрыть бушующий поток не под силу. Поднятое первым успехом настроение упало.

— Хватит, братва, кончай!

— Поту больше вышло, чем дела!

— Черт бы его замораживал, перекат этот!..

И парни, нагрузив на себя ломы и лопаты, повалили к берегу разбирать лагерь. Только Житов, Косов да дед Губанов все еще стояли у переката. Старик, посасывая трубочку, сокрушенно смотрел на ледовое месиво и, казалось, что-то мучительно соображал.

— Эх, сорвалось! — с отчаянием сказал Косов. — Еще бы полчасика поработать…

— Нет, Миша, товарищи правы: ничего из нашей затеи не вышло. Нехорошо получилось, только ребят измучили — начал было Житов, но дед Губанов остановил его:

— Постой каяться-то, товарищ инженер. — Он постучал по рукаву полушубка трубкой, выбил ее, сунул в карман. — Не враз Москва строилась, так-то. Кажное дело — оно супротивление имеет, а не так: шасть — и в дамки!.. — И снова, волнуясь, полез за трубкой, достал кисет. Житов и Косов с нетерпением ждали, когда он опять заговорит.

— Ну, чего тянешь, дед? — не выдержал Косов.

Губанов рассосал трубку, сплюнул.

— Я, конечно, перекатов не замораживал, но примечал…

И он рассказал, как, рыбача зимой в прорубях, наблюдал за быстрым наростом льда на рыбачьих снастях, особенно на плетенках. Скует лед снасти, сперва легонько, потом крепче, а там и вовсе — не снасть, а железо чистое! Ни согнуть, ни разогнуть… А что если попытать набросать на перекат тонкие жерди, не скует ли их морозом, как снасти? А там и перекату легче замерзнуть будет…

— Дед! Да ты гений, дед! — вскричал Косов, облапив Губанова.

— Отзынь, сатана! Спину сломаешь!.. — вырвался из медвежьих объятий Косова старикашка. — А коли подходяще, спытайте, — довольный тем, что его затея понравилась, добавил он, снова запыхав трубкой и хитровато щуря глаза.

Житову тоже показалось стоящим предложение Губанова. Ведь то, что он предлагал, похоже на железобетон. Только каркасом будут жерди, а связующим — лед. Просто здорово! Но вот как еще раз поднять на это бригаду? Вон уже и палатки снимают, костры разбрасывают. Косов первым бросился к комсомольцам.

— Сто-ойте! — заорал он. — Ребята, дело есть! Верное дело!..

Размахивая руками, прыгая и увязая в снегу, он бросился к лагерю. За ним кинулся Житов, и только старик все еще оставался у переката, не выпуская изо рта своей трубочки.

4

Уговорить комсомольцев еще раз попытаться осилить перекат оказалось делом нелегким, однако палатки снова были поставлены, и комсомольцы, вооружившись топорами, отправились рубить жерди. Высокий плечистый парень увел Житова в сторону. Откуда он взялся? На перекате его не было. Да и среди шоферов и ремонтников пункта Житов такого не замечал…

— В чем дело, товарищ?

— А в том дело, что Нюську ты не трожь.

Житов почувствовал, как кровь прихлынула к его щекам. Стыд и гнев-разом охватили его. Значит, не так уж всем безразличен Нюськин выбор? Но какое право имеет на нее этот?..

— Собственно, кто вы такой?

Парень куснул губу, сплюнул в сторону.

— Это к делу не относится. Губанов я. Ясно?

Житов невольно оглянулся на Лену, на перекат, возле которого все еще торчала сутулая фигура деда Губанова.

— Дед мой, чего на него зенки пялишь? — повернул к себе Житова парень. — Ты на меня смотри, голубь. Не оставишь девку в покое — худа жди, понял? — И, поправив на ноге широкую охотничью лыжину, зашагал прочь от Житова, углубляясь в тайгу.

«Вот так денек! — думал, возвращаясь к палаткам, Житов. — То мастер, то Нюся, то провал, то опять этот с угрозами… Бельмо я им на глазу, что ли? Голубь! Решил запугать, разлучить с Нюсей!.. Ну нет, этого он не дождется!»…

Листяк, задержав Житова, усмешливо спросил:


Еще от автора Николай Константинович Чаусов
За правое дело

О юных борцах пролетарской революции в Саратове, которые вместе с отцами и старшими братьями провозглашали власть Советов, отстаивали ее в трудные годы становления молодой Республики, узнает читатель из повестей Н. Чаусова «Юность Дениса» и Г. Боровикова «Именем Республики». Книга выходит в год 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции.


Рекомендуем почитать
Любовь последняя...

Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.


Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.