Сибиряки - [23]

Шрифт
Интервал

— Баламут ты, Федька! Дурак! Люди про дело тебе, а ты язык чешешь! И вы тоже уши развесили: ха-ха!.. — передразнила она сидевших против нее на полу парней…

Житов видел, как, терпеливо снеся Нюськин разгон, Листяк уткнул нос, а затем вовсе спрятался за спину соседа, как, сдерживая улыбки, слушали ее только что гоготавшие парни, успокоенно защелкали орешками девушки. Вот так Нюська! Откуда было знать Житову, что не столько Нюськино красноречие покорило собой даже самых веселых слушателей, сколько отсутствовавший сейчас Роман Губанов, чья железная пятерня не раз вбирала в себя грудки и души обидчиков его строптивой подружки. Где уж там огрызаться!

— Миша, голосуй: кто за перекат? — закончила Нюська.

— Не «за», а «против»! — поправили из толпы. — Мы же против перекатов воюем!

— Голосую! — поднял руку Косов. — Большинство. Против? Нет. Считаю, единогласно! Веревки, ломы, лопаты получать в складе!

2

Солнце уже стояло над сопкой, когда Житов и комсомольцы выехали на замораживание переката. Увязался за молодежью и дед Губанов.

У переката комсомольцы сошли с машин, разгрузили с них ломы и лопаты, веревки, топоры, лыжи.

Пока разбирали инструмент и разбивали на берегу брезентовые палатки, Житов решил сам осмотреть место работы, направился к перекату.

— Эй, куда ты, бедовая голова?! Куда прешь!?

Житов, погрузнув по колена в снегу, замер, обернулся на крик. К нему, проваливаясь в тонком насте и размахивая руками, бежал тот самый дорожный мастер, что объяснял Позднякову сущность и опасность шиверов. Остановись против Житова и переведя дух, он укоризненно закачал головой.

— Ай, товарищ инженер, ведь вроде бы как не маленькие, а лезете к черту на рога, в самое к ему пекло.

— А я в чертей не верю, — попробовал отшутиться Житов.

— Не шуткуйте, товарищ инженер. У меня, как вас увидал, сердце зашлось, а вы шуткуете. Нырнули бы в эту пору туда, — он показал рукой на парящий перекат, — а по весне, почитай, у самого Усть-Кута вынырнули. Чего это вы делать-то сюда приехали? — вдруг переменив тему, со снисходительным любопытством спросил он.

— Перекат замораживать. Вернее, хотим испытать один способ, — с готовностью ответил Житов. И тут же рассказал, как именно он хочет попробовать заморозить перекат. И в свою очередь ждал, что на это скажет мастер.

— Ну-ну, спытайте, — довольно равнодушно промолвил тот.

— А вы как думаете, получится?

— Я-то?

— Вы.

— А кто же его знает, может, и выйдет что. А только…

— Что? Говорите же!

— Не мое это дело инженеров учить.

— А все же?

Мастер помялся, почесал под треухом затылок.

— А по мне, коли напрямки, так из этой затеи… Извините, товарищ инженер, это я по себе так думаю. А вы, значит, по себе… Так я пошел.

И мастер, оставив Житова, направился к будкам.

Житов выбрался на расчищенный клином лед, отряхнулся, медленно побрел к берегу, где уже белели палатки, весело горели костры. Комсомольцы, пользуясь передышкой, группами, парочками расселись на пнях, на буреломе, закусывали, раскуривали цигарки. Уверенность в правоте своего замысла, еще минуту назад так воодушевлявшая Житова, заколебалась после такого нелестного ответа мастера. Что же будет? Позор? И без того никто, даже Нюська, не признает в нем руководителя, технорука… Но ведь Поздняков-то поверил в его, Житова, идею! И даже премию обещал, если в самом деле удастся опыт.

— Евгений Палыч, скорей! Что же вы!

Нюська взяла Житова под руку и на глазах у всех потащила к одному из костров, возле которого сидело несколько парочек, уплетая печеную в золе картошку. Усадила его на бревно, потеснив подружку, развязала, сунула ему узелок на колени и, как ни в чем не бывало, стала делить сало, лук, ломти хлеба.

— Ешьте, чего же вы?

— Спасибо, Нюся. Но почему…

— Что?

Житов, обезоруженный и смущенный простотой Нюськиного обращения, не мог подобрать слов, как лучше спросить, чтобы не обидеть и понять девушку. Что она, жалеючи его или это серьезно?..

— Нюся, зачем вы так? И почему вы делитесь именно со мной?

— Ас кем же я должна? Здрасте!

Это откровенное, даже слишком прямое признание девушки еще больше смутило Житова. Уж не смеется ли она над ним? Но Нюська, кажется, и не думала лицемерить. Житов оглянулся на сидевших у костра ребят. И в их взглядах не прочел ничего насмешливого или осуждающего. Все будто бы шло так, как надо. Вспомнилась круговушка, его с Нюськой катание на санках, проводы, первый несмелый поцелуй… А потом три дня встречалась с ним на автопункте, встречалась так, как всегда, как инструментальщица с техноруком… И вот опять…

— Ешьте, говорю! Сейчас картошку еще достану.

Нюська полезла в костер, суковиной выкатила из горячей золы обуглившуюся картофелину, подбросила на ладони. Дала Житову:

— Ешьте!

Испеченная в горячей золе картошка показалась Житову очень вкусной. Может быть, потому, что ее касались Нюськины руки?

— Вот вы где притулились! — оглушил Житова подошедший к костру Михаил Косов. — Начинать будем, Евгений Палыч?

И то, что Косов тоже не нашел ничего предосудительного в их с Нюськой интимности, окончательно успокоило Житова, вернуло ему прежнее хорошее настроение.

— Да-да, пора начинать, Миша.


Еще от автора Николай Константинович Чаусов
За правое дело

О юных борцах пролетарской революции в Саратове, которые вместе с отцами и старшими братьями провозглашали власть Советов, отстаивали ее в трудные годы становления молодой Республики, узнает читатель из повестей Н. Чаусова «Юность Дениса» и Г. Боровикова «Именем Республики». Книга выходит в год 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции.


Рекомендуем почитать
Любовь последняя...

Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.


Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.