Сибирский рассказ. Выпуск V - [98]
Год прошел. Опять Пяси поехали в далекое стойбище Тэседо. Теперь уже за невестой. Весь калым с собой везли.
И вот после шумной свадьбы Ямбе со своей матерью в отцом везли Пуйне к себе на Варк-яху. Позади легких упряжек мужчин свекровь вела длинный аргиш невестки. За аргишем Ямбе погонял оленей — приданое Пуйне. Все было тогда праздничным: и упряжь оленей с колокольчиками, и ямчо[20], и нарядные сокуи для мужчин, и парки с орнаментом для женщин…
Ближе к левому берегу, там, где Большой Енисей, фарватер реки, вверх по течению идет, видимо в Дудинку, морской пароход. Старики — будто впервые — смотрят в его сторону и цокают языками: какой, мол, большой, идет себе, как катится, на волны никакого внимания. Груженый идет, наверно, полный всякого добра. «Вот бы посмотреть, каков он изнутри, — подумал старик. — Какой красавец! В Дудинку идет. Грузы для Таймыра везет. А волны-то, волны от морского — страшно попадать на них».
А вот и Халяхард вышел из-за острова. Такой же светлый, желанный, как всегда. С тех пор, как старики Пяся перестали кочевать, тут в Халяхарде, в Рыбном поселке, — постоянное их жилье. По-русски, в доме живут. Обоих их на пенсию рыбоучасток проводил и сейчас им в работе не отказывают. Сыновья рыбачат, дочка учится в Ленинграде. Кто лучше живет?
Дом-то у Пяся не такой, как у многих, — особенный, на свой лад убранный, как им, Пуйне и Ямбе, лучше. Левую стену большой комнаты украшает меховой ковер, расшитый национальным орнаментом. Не ковер, говорят люди, а целая тундровая жизнь. Тут тебе и чумы, и огромный диск солнца, будто только-только показавшийся из-за горизонта после долгой полярной ночи; тут и олени, и вещевые нарты-вандако; и даже упряжка, поднимая вихри снега, мчится вдаль, как бы человек на промысел едет.
В углу, над столиком, вышитый бисером портрет Ленина. Пуйне не раз отдавала эту свою работу на выставку, но после забирала обратно. А на столике этом, круглом, самим Ямбе сделанном, чего только нет: деревянные идолки, фигурки зверей, шкатулки, коробочки, салфетки. Слева и справа от стола, на стенах, сумочки, картинки, меховые сувениры висят. Все это они сами, старики, да их дети и внуки, рисовали, бисерили, шили, строгали, вышивали — ведь не зря говорят: «Мастер мастера родит». Пяси — все мастера.
В спальне на полу незаменимый ковер — большая, с густой шерстью оленья шкура. По ночам косточки стариков греет видавшее виды заячье одеяло. А в поселок Пуйне с Ямбе выйдут — одно загляденье — ничего другого, кроме малицы и парки, не надевают. Надежна и красива их тундровая одежда, никакая шуба из овчины ее не заменит. И унтайки у них лучше всяких валенок. И шапки песцовые у обоих. Но кто лучше Пясей живет? Одно слово — богачи. А вспомните, что отец-то у Ямбе и Пуйнины деды и бабки — безоленными людьми были? Дети же их по-новому живут. Потому что руки у Ямбе и Пуйне мастеровые. На производстве хорошую зарплату и посейчас они получают. Одно слово — с умом люди живут. А еще потому они «богачи», что шарку (чарку), как те же Вануйто, не пьют. У Вануйто что ни угол, то дыра. У Пясей — достаток, добротность, сама красота. Отсюда и полная жизнь у стариков Пясей. Потому и богачи.
С тяжелым рюкзаком Ямбе сошел на ряжи, за ним спустилась Пуйне, и оба — выпрямив спины: смотрите, мол, люди, мы еще крепкие! Смотрите, мы из гостей! — с гордо поднятой головой, хотя и устали в дороге, зашагали к своему маленькому домику на угоре.
Роман Ругин
СВАТОВСТВО
Возвращаясь домой, Туньла издали увидела оленью упряжку. На улице стояли нарты, упитанные хоры[21] тяжело дышали — языки чуть не вываливались наружу.
«Лихо ехал пастух! — подумала Туньла, разглядывая высоконосый лохсянг[22], поперек которого был небрежно брошен разукрашенный цветными лоскутками сукна белоснежный гусь[23], припорошенный снегом. — Да еще, видать, пыль в глаза пустить любит. Кто бы это мог быть?»
Потом она заметила еще одну нарту — женскую. На шеях белобоких оленей поблескивали металлические колокольчики. Эта упряжь была ей знакома: она принадлежала старухе Остяр.
И тут неприятная догадка впервые шевельнулась в голове у Туньлы. Она приросла к земле. Занемевшими внезапно пальцами расслабила на шее узел платка. «Не пойду в дом, — решила она. — Ни за что не пойду!»
Туньла вспомнила необычно ласковый, суетливый говорок отца за утренним завтраком. Он все пошучивал, посмеивался, взглядывая на мать, и один раз даже хлопнул Туньлу ладонью по плечу — жест, совершенно ему несвойственный. Зачем-то потребовал, чтобы она понарядней оделась, хотя Туньла следила за собой, и здесь ее не в чем было упрекнуть.
— Нормально я одета, — огрызнулась она. — Что еще надо?
Но отец настоял на своем.
— Ну-ка, мать, доставай платок, который мы в Салехарде купили! Где ты его прячешь?
Мать, усевшаяся было на низкую скамеечку и приладившаяся вырезать узоры для меховых бурок, поспешно вскочила с места и метнулась к шкафу. Из заветных глубин она извлекла кашемировую шаль с кистями и набросила ее на спину дочери.
— Вот! Это другое дело, — одобрил отец. — Теперь ты настоящая невеста!
Тогда, утром, Туньла не почувствовала особенного смысла в этом слове — невеста. Но теперь ей все стало ясно. Она со страхом взглянула на белых полнобоких важенок. Пусть убираются, откуда приехали! Нечего им здесь делать.
Доминанта творчества известного хантыйского писателя Еремея Айпина — страстная и неослабевающая любовь к малой родине его, Югре, о которой многие знают лишь как о средоточии тюменских нефтегазопромыслов, и стремление художественными средствами, через систему достоверных и убедительных образов поведать о мировоззрении, мировосприятии, мироощущении, счастье и горе, радостях и бедах небольшого северного народа ханты.
Роман повествует о малоизвестном трагическом событии подавлении Казымского восстания, произошедшем через семнадцать лет после установления Советской власти (1933–1934 гг.), когда остяки восстали против произвола красных.
Историко-героическая повесть об якутском борце за справедливость середины XIX века.
Историко-революционный роман об установлении Советской власти в Якутии. Описывается борьба против отряда генерала Пепеляева в 1922-23 гг.
Председателя одного из райсоветов Якутии Кирика Тоскина отстраняют от должности. Еще раньше от него ушла жена. Приехавший в райцентр его бывший друг случайно встречается с ним. Тоскин с озлоблением рассказывает ему историю своего снятия с должности, в действительности - историю своего морального падения.
Первая книга хантыйского журналиста, корреспондента радио и телевидения Еремея Айпина. В основе заглавной повести — судьба молодого охотника-ханты, вовлеченного в круговорот событий — в поиски новых месторождений нефти на Тюменском Севере, а также ряд производственных и нравственных проблем, возникших в этой связи.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
В сборнике наряду с известными писателями В. Астафьевым, Г. Марковым, Г. Немченко, В. Распутиным и другими представлены молодые авторы О. Корабельников, В. Кузнецов, М. Щукин, Л. Штуден. Рассказы посвящены людям сегодняшней Сибири.
В сборник включены рассказы сибирских писателей В. Астафьева, В. Афонина, В. Мазаева, В. Распутина, В. Сукачева, Л. Треера, В. Хайрюзова, А. Якубовского, а также молодых авторов о людях, живущих и работающих в Сибири, о ее природе. Различны профессии и общественное положение героев этих рассказов, их нравственно-этические установки, но все они привносят свои черточки в коллективный портрет нашего современника, человека деятельного, социально активного.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.