Сибирский экспресс - [25]

Сейчас примерно треть стволов остается на Ангаре, где они гниют. А в том же Лесосибирске, введя в строй дополнительные мощности глубокой технологической переработки, можно было бы использовать почти все, что мы безвозвратно теряем на лесосеках, на берегу.

Слушая директора комбината, вспоминаю недавно прочитанную статью о Сыктывкарском лесопромышленном комплексе. Работает он не на экспорт, сырью далеко до ангарского. Выпускает целлюлозу, картон, типографскую и упаковочную бумагу, древесноволокнистые плиты, фанеру. Гидролиз дает кормовые дрожжи, идущие на корм скоту и птице, а также фурфурол, нужный, в частности, для изготовления автопокрышек. Используется вся древесина, включая щепу, низкосортный баланс, верхушки, пни, горбыли.

Так, выходит, по сравнению с Сыктывкаром Лесосибирск чуть ли не расточитель? Но ведь не был же задуман он только как "Лесопильск"! Давно уже утвержден для него проект гидролизно-дрожжевого завода. Для Лесосибирского целлюлозно-бумажного комбината даже создана дирекция. Дирекция есть, вывеска есть, но нет пока ни завода, ни комбината. Нет и предприятия, которое давно должно выпускать лесосибирскую фанеру.

И в Лесосибирске и в Красноярске я спрашивал специалистов о причинах такого положения. Некоторые считали, что суть дела в недооценке всего Нижнеангарского территориально-производственного комплекса. В Приангарье все еще заморожены уникальные ресурсы. Это не значит, что там ничего не используется. Напротив, используется многое. Для другого региона это было бы вполне достаточно. Но не для поразительно богатого Приангарья.

Иван Дмитриевич Балог, заместитель генерального директора Красноярсклесоэкспорта, признал, что с использованием отходов дело плохо. Наладили пока выпуск древесноволокнистых плит. Товар тоже экспортный, спрос на него даже за океаном. Можно было бы выпускать и древесностружечную плиту.

— Я уже не говорю о целлюлозе. В Усть-Илимске страны СЭВ охотно приняли участие в стройке и будут получать из Сибири свою долю целлюлозы. Мы, работники экспортных организаций, целиком за развитие в Лесосибирске глубокой переработки. Это даст огромные выгоды.

А вот выдержка из статьи о Красноярском Приангарье секретаря краевого комитета партии Леонида Георгиевича Сизова:

"Леспромхозы ежегодно оставляют в лесу до 600 тысяч кубометров заготовленной древесины. С учетом же отходов, образующихся на лесопильных комбинатах города Лесосибирска, ежегодно до трех миллионов кубометров сырья остаются неиспользованными. Бесхозяйственность — и только!"

Автор статьи напоминает, что Министерство целлюлозно-бумажной промышленности уже пятнадцать лет оттягивает включаемое в планы строительство целлюлозно-бумажного комбината.

Возможно, что у Министерства целлюлозно-бумажной промышленности были основательные причины задерживать стройку в Лесосибирске. Вполне вероятно также, что существующая система порубок на Ангаре наиболее удобна лесозаготовителям: на них почти не ложится забота о будущем. Но само течение жизни, общий курс развития нашей экономики, принципы рационального хозяйствования и бережного отношения к природным ресурсам делают сложившуюся практику все более непозволительной. В Приангарье рубят сук, на котором сидят. Проблемы лесного хозяйства региона переросли уже масштабы края. Видимо, настало время серьезно оценить положение с общегосударственных позиций.

Приангарье — лишь уголок "земного чудовища", как назвал сибирскую тайгу Чехов. В его записях по дороге на Сахалин упомянуто: разве только одни перелетные птицы знают, где она кончается.

Сегодня тайгу и ее границы внимательно просматривают не только с земли, но и с высот, недоступных никакой птице. Просматривают, изучая, анализируя и прогнозируя. Этим занят большой отряд людей лесной науки.

Леса Сибири: точка зрения ученых

Сквозь широкие окна верхнего этажа не было видно обычного перед входом в каждое солидное учреждение асфальта, стоянки служебных машин, снующих "портфельных людей".

Виднелся хребет за Енисеем, добротный таежный хребет с сероватыми гольцами скал. И дальше еще хребты и скалы, типичная горно-таежная Сибирь с гарями и малинниками, с ледяными ручьями в затененных логах, с буреломом и медвежьими берлогами. Конечно, никаких берлог из окна не разглядишь. Но я помню эти места с детства, ходили мы туда по ягоды с большой опаской…

Да, Институт леса и древесины Сибирского отделения Академии наук СССР, в своей области головное учреждение страны, придвинут к объекту изучения так, что ближе некуда. Произошло это два десятилетия назад. До той поры находился он в Москве, а в тайгу снаряжал экспедиции. Порой фундаментальные исследования теряли тесную связь с главными проблемами, выдвигаемыми практикой. Недоставало постоянного общения с теми, кто охраняет и разводит леса, кто заготавливает древесину и очищает ложе для водохранилищ.

Директор института член-корреспондент Академии наук СССР Александр Сергеевич Исаев вспоминает первые годы на новом месте:

— Организатор института в Красноярске, академик Анатолий Борисович Жуков, начинал с перестройки не только научной работы, но и психологии людей. Хлынул поток проблем, к которым они были готовы лишь отчасти. Именно нашему институту предстояло определять лесную политику Сибири, трансформируя, приспосабливая к здешним условиям накопленный наукой опыт. "Сибирский поворот" в фундаментальных исследованиях нужно было подкреплять оперативным решением проблем прикладного характера. Можно сказать, что в окна лабораторий врывался шум таежного океана, шум требовательный, настойчивый. В нем как бы слышалось: нельзя ничего откладывать, сибирская тайга — сказочное богатство, однако нуждающееся в постоянном радении и заботе. Еще Аксаков предостерегал: мы богаты лесами, но богатство вводит нас в мотовство, а с ним недалеко и до бедности.