Сибирские перекрестки - [56]

– Я не умею врать, – тихо сказала Вика. – У меня все серьезно… И мама говорит, если я обманываю, то у меня все на лице написано.

– На нем, кроме прыщей, ничего нет, – ухмыльнулся Генка.

Вика как-то странно хмыкнула, словно захлебнулась чем-то, вскочила и исчезла в темноте.

– Ну-у, ребята, так не пойдет! – растерянно развел руками Герман Васильевич, обводя всех осуждающим взглядом. – Что же вы?..

У костра стало тихо. Сосредоточенно потрескивали головешки, и о чем-то неторопливо сам с собой разговаривал рядом ручей.

– Герман Васильевич, расскажите что-нибудь, – тихо попросила Юлька, разряжая натянутую обстановку и стараясь не глядеть на Генку, чувствуя гадкое отвращение к нему. – А за вами Павлик…

От такого напора Пашка непроизвольно дернулся на скамейке и испуганно затих. Не привыкнув к новой среде, он не сразу находил и точки соприкосновения с ней. Для него это был долгий, мучительный процесс. И обычно он отмалчивался, не зная о чем можно говорить, а чего лучше не касаться. Кроме того, ему не нравилось, когда его называли Павликом. В детстве так ласково и нежно звали его родители. И с этим у него прочно связалась та детская пора, когда он был еще совсем маленьким, беспомощным несмышленышем. Повзрослев, он предпочитал более простое – Пашка, или официальное – Павел.

И он не удержался, тихонько шепнул Юльке:

– Не зови меня, пожалуйста, Павликом…

– А почему, Павлик? – удивилась девушка.

Пашка поморщился оттого, как произнесла она его имя. Ему показалось, еще секунда и она не удержится, погладит его, как маленького, по головке и скажет: «У-тю-тю! Какой славный мальчик – Павлик!»

– Не нравится мне, – зашептал он, не зная, как объяснить это.

Юлька на секунду стала серьезной, посмотрела на него.

– Хорошо, Павлик, не буду, – согласилась она.

Пашка досадливо махнул рукой и замолчал.

* * *

Герман Васильевич, Пашка и Вика медленно поднялись по крутому склону на гору. У входа в штольню, в бытовке, они надели телогрейки и шахтерские каски, взяли в аккумуляторной каморке фонари и, хлюпая резиновыми сапогами по ручейку, вытекающему из горной дыры, пошли по шпалам в штольню, которая дохнула на них сыростью и холодом. По стенкам штольни тянулись провода, в нишах гудели трансформаторы, а в трубах шумел сжатый воздух.

– Павел! – крикнул Герман Васильевич. – Ты под землей бывал?

– Нет, первый раз!

– Смотри, горное дело интересное!

– А здесь обвалы случаются?

– Не-ет! – засмеялся Герман Васильевич, понимая, что это новичков интересует в первую очередь. – Порода надежная. Проходку ведут без крепежа. Вон – глянь на Вику! Она человек бывалый. Не смотри, что молода!..

Вика обернулась, луч фонарика на ее каске метнулся по стенкам штольни и уперся в Пашку. Улыбнувшись, девушка заговорщически подмигнула ему, и в этой улыбке мелькнуло что-то подтрунивающее: «Мол, говори, говори, начальник! Знаем мы цену этим словам. Сейчас говоришь одно, а начинаешь ругать – сразу забываешь о бывалой».

Вообще-то Вика была странной девушкой. При взгляде на нее сам собой напрашивался вопрос: «Как она попала сюда и отваживается ходить в темное, холодное подземелье?»

Она, белотелая и вальяжная, в среде геологов выглядела инородным телом, подобно гранатам в сланцах, которые, впитав в себя их серость, навсегда утратили блеск, отпущенный им природой. Тусклые и невзрачные, они были годны разве что для мостовой… В ней не было ничего яркого, привлекательного, но ее нельзя было назвать и дурнушкой. К тому же она ничем не интересовалась и, будучи натурой впечатлительной, очень переживала из-за своей заурядной внешности. Лицо у нее было обыкновенное: невыразительные маленькие глаза, тяжелый, как у боксера, подбородок и невысокий, но ровный и гладкий лоб, на который до самых глаз падала челка, еще сильнее подчеркивая асимметрию лица. И при первом же взгляде на нее невольно тянуло сказать ей: «Вика, тебе ужасно не идет челка! Открой лоб, он возьмет часть недостатка на себя, выправит пропорцию»… Эта мысль так засела у Пашки в голове, что он, не утерпев, однажды поделился ею с Германом Васильевичем.

– Да ты что! – удивился тот наивности его. – Сказать такое девушке! И не вздумай! Ты что: советуешь склоки развести!..

Со штольни они возвращались уже под вечер. Неторопливо спустившись с горы по круто падающей вниз дороге, они направились в сторону поселка. И тут навстречу им из лесу вышел огромный черный пес, остановился на обочине дороги и большими умными глазами, с желтоватыми надбровными дугами, внимательно посмотрел на них.

Испугавшись его, Вика затопталась на месте, затем быстро перескочила на другую сторону дороги и спряталась за Германа Васильевича.

– Ого! – невольно вырвалось у того. – Вот это порода! Хорош! – восхищенно сказал он, любуясь красивой статью пса.

Пашка молча подошел ближе к псу. Тот настороженно ощерился, показав большие белые клыки.

– Какой сердитый. С характером, – ласковым голосом заговорил Пашка, стараясь расположить к себе пса. – Но такой ты мне нравишься… Пойдем с нами, а? – предложил он псу с такой интонацией в голосе, чтобы пес понял.

Пес прикрыл клыки и, повернув набок голову, прислушался.