Сибирь - [53]
Мы возвращаемся в поезд, чтобы перекусить. Я оставляю слишком жирную колбасу, но блины великолепны, за ними апельсины. Я приклеиваю поперек странички моего дневника этикетку «Жемчужина Байкала», которую отрываю от бутылки с водой. И мы опять выходим немного пройтись, вновь охваченные этой необыкновенной тишиной, которую я ни с чем не могу сравнить: прозрачная, чистая, вибрирующая мириадами капелек воды, которыми, кажется, дышишь. Расположенные на горных склонах гостиницы альпийского стиля на самом деле летние лагеря, которых было много в советские времена, пионерских лагерей для детей бывших и нынешних номенклатурщиков. Наша группа вытягивается на тропинку в траве. Впервые мы можем спокойно побеседовать, в то время как раньше нам приходилось спешить с одной встречи на другую. Кто-нибудь время от времени останавливается, пропуская группу, и с минуту стоит неподвижно. Я тоже так делаю два или три раза, чтобы вновь почувствовать в запахе воды и ее поднимающуюся за нами свежесть, и этот покой, покрывающий всю бело-голубую поверхность озера, физическое ощущение огромного простора, которым дышит все твое «я».
…Пространство, простор! Как его измерить? Широкий, обширный, огромный? Пустой, изолированный, ненаселенный? Безжизненный? Как найти подходящее слово, объясняющее то, что позади нас и перед нами? То, что здесь никогда не будет человека… Если только продолжить смысл слова «огромный» как протянувшийся вдаль до бесконечности, и слышать его эхо запустения. И при этом ощущать всю бесконечную мощь создателя, которая еще все здесь изменит так, как мы и не можем себе представить и никогда не увидим. И угроза времени, тоже уходящего в бесконечность и которая у меня всегда связана с пространством, хоть это, наверное, и не имеет смысла.
Но понятно, что в такой бескрайней пустоте душа чувствует себя шатко и неустойчиво, лишенной и опоры, и подвеса. Человек не создан для этого. Подтверждение тому самоубийство Мериветера Льюиса, умного и мужественного американского капитана. Это на мгновение может вдохновить, но ненадолго. Без других людей мир — это тюрьма, каким бы огромным он ни был. Особенно если он так огромен, что не имеет конца…
Возвращаемся на берег Байкала. Это озеро больше, чем страна. Это огромная протяженность ледяной воды, находящейся в одиночестве, едва населенная людьми, и она навевает нам самую трудную истину: человек так же реален, как и капля воды, падающая в океан, — буддийская теория, но и мы недалеко от Улан-Удэ. В конце фильма Пана Налина «Самсара» монах говорит: «Чем становится капля воды, падающая в океан?» Эта истина звучит в наших ушах как молчаливое предупреждение. И вдруг эти метафизические отголоски, которые мы слышим, переходят в медленное движение поезда, в который мы опять сели. Наш коллега I. показывает нам игру своего детства: он кладет монету на рельс, а затем забирает после прохождения поезда. В результате она превращается в античную монету неправильной формы, разной толщины, с расплывчатыми плоскими надписями, как будто бы стертыми временем…
Поздний обед в красивом просторном деревянном ресторане. У нас волчий аппетит. Таковы последствия пребывания на свежем воздухе! Нет ничего более действенного против меланхолии! В меню: знаменитый байкальский омуль, горбуша разных сортов, рыба семейства сиговых. Нежная вкусная кожа. Один из самых аппетитных обедов нашего путешествия своей утонченностью и сервировкой.
Опять прогулка. На краю дороги я фотографирую дикого барана, который наблюдает за нами с вершины острой скалы. Его спина такая узкая, что кажется, будто он несет на ней шерстяное обтрепанное одеяло. Когда я увеличиваю изображение, то меня ошеломляет его выражение хитрого и злобного ликования в его рассеченном глазу. Маленькое творение сатаны между двумя деревьями на горе!
Начинало темнеть. Поезд пустился в обратный путь, чтобы остановиться теперь уже только в конце. Зажатые между голубым небом, все более бледным, и озером, все более белым, горы на противоположном берегу наливались темной голубизной, прозрачной, светящейся, увенчанной белой линией снегов в форме зубьев пилы. Вершины отражались в спокойной воде. Ни ветерка, ни ряби. Кажется, что их полупрозрачная плотная масса поднялась на ровную и гладкую поверхность, точно как на картинках Великих американских озер, сфотографированных Анселем Адамсом. (Вечером следующего дня на Транссибирской магистрали по дороге на Улан-Удэ озеро было совершенно красно-оранжевым, освещенное удаляющимся от нас солнцем, склоняющимся к горизонту.)
В поезде поют «Цыганочку». Возвращение в Иркутск показалось нам долгим. Опустилась ночь, мы нескончаемо едем между вагонными депо, нагромождениями жалких лачуг, сараев, целый полуразвалившийся пригород. Крутят бесконечный фильм, довольно слабый, надо признаться, но я всегда интересуюсь сценами с животными: одна семья вместе с котом воспитывает детеныша белого тюленя, нерпу. Этот вид можно найти только на берегах Байкала. Кот и нерпа делят между собой тарелку с рыбой. Как это возможно? Я долго разговариваю с H. N.: Россия это не страна,
