Сибирь - [29]

7 июня 2008 года: Борис Грызлов, председатель Госдумы, нижней палаты Российского парламента, осуждает расправу над императорской семьей такими словами: это «преступление большевизма». Однако не все закончено: семья Романовых обратилась к российскому правосудию в январе 2010 года, чтобы потребовать возобновления уголовного расследования казни последнего российского царя Николая II, прекращенного за год до того, и на пресс-конференции в Москве назвала своих представителей…

…По возвращении в Париж я нахожу в интернете небольшой фильм, в котором дети Романовы играют на мостике императорской яхты. Все они одеты в морские костюмы, самым старшим девочкам 12–13 лет. В какой-то момент царевич пытается от них убежать, но одна из сестер хватает его, и он падает на спину, комично задрав ноги вверх. Я не пытаюсь этим вызвать сочувствие, чтобы осудить то, что произошло в июле 1918 года. Однако эти кадры очень трогательны, и это меньшее, что можно сказать.

Конец посещения Екатеринбурга, который вновь обрел свое имя в 1991 году. Первое десятилетие посткоммунизма было очень трудным. Из статьи ассоциации Франция — Урал, появившейся в 1993 году: «Урал и его столица занимают особое место в криминальном списке России. Этот регион действительно богат ресурсами, способными привлечь иностранный капитал: медь, изумруды, золото… Обладание этими богатствами вызвало настоящую гангстерскую войну в Екатеринбурге, часто называемую в прессе „Чикаго на Урале“. Этот город является театром противостояния двух мощных лагерей». Автор перечисляет сотни убийств, связанных с этой гангстерской войной.

Двадцать лет спустя Екатеринбург больше не мафиозный город, каким он был в 1990-е годы. Количество работающих на Уралмаше сократилось с 30 000 до 3000 человек. В 1940-е годы здесь собирали танки, которые победили нацистскую Германию. Но по версии статьи газеты «Фигаро» в марте 2010 года «Екатеринбург еще пользуется отвратительной репутацией».

Но я на месте не смогла удостовериться в этом более точно. Продолжают существовать темные пятна и загадки. И когда я несколько дней спустя делаю предположение, что для строительства Храма на Крови использовались деньги мафии, то один из русских, путешествующих вместе с нами, меня прервал: будучи туристом нельзя задавать такие вопросы. Разве я тебя спрашиваю, на какие деньги построен собор Парижской Богоматери?

…Моя жажда информации была так велика, что во время обеда на пресс-конференции для «Вечерней газеты» у меня возникло желание поменяться ролями. Я задавала вопросы по поводу больших строек, виднеющихся повсюду: на какие деньги? кто строит? кто там работает? для кого строят? Я уже задавала эти вопросы. Мне всегда отвечали: да, деньги мафии в строительстве присутствуют; работают там иммигранты-таджики; точно неизвестно, для кого эти постройки предназначены. Сколько во время моего путешествия приоткрывается дверей, которые я не могу или не осмеливаюсь открыть пошире!

По вопросу стоимости социальных реформ в России, как стыдливо говорят переходного периода (девяностых годов), я узнаю очень мало. Впоследствии, вернувшись в Париж, я прочла статью Жозефа Стиглица, вышедшую в 2002 году под названием «Глобализация и ее раздосадованность». Суть в том, что ссуда, предоставленная России Международным валютным фондом в 1998 году, чтобы предотвратить новое обесценивание рубля, предназначалась не столько для поддержки России, сколько для спасения западных банков. МВФ скрыл размах коррупции в России и одолжил ей деньги, в то время как по этой причине отказывал в займах многим африканским странам с гораздо меньшим ее уровнем. Вдруг мне попадается «Великое разочарование» того же Стиглица. И там в главе «Кто потерял Россию?» я читаю о том, что советы ребят из Чикаго не дали обещанного результата. «Глобализация и переход к рыночной экономике не произвели ожидаемого эффекта ни в России, ни в большинстве других, прежде плановых, экономик». Все.

Тем не менее во время путешествия, чтобы нарисовать полный портрет сегодняшней России, мне достаточно говорили об этом. О советской эпохе: никаких враждебных высказываний. О нынешнем развитии, о религии, о лжи и обмане нового времени: открытая критика в полный голос или намеки… В один момент кто-то сказал: «Мы не были так несчастны, как теперь, это была совершенно другая жизнь. Пища не была идеалом, людей интересовали книги, диски, культура, а вовсе не общество потребления. У тебя нет машины? Ничего, обойдусь!»

Часов в 14, направляясь (наконец) обедать в кафе Демидов, переходя по мосту через Исеть, я попросила у молодой пары разрешения их сфотографировать. Оба были очень далеки от той эпохи, что я упомянула… Самодовольно улыбаясь, молодой человек с круглым лицом и коротко остриженной головой, с вызывающим галстуком, в голубой тесной рубашке с расходящимися пуговицами на пузе заговорил по-французски. Он, оказывается, работал в Тунисе и стал жаловаться на свою очаровательную и недовольную спутницу. «Она не хочет выходить за меня замуж!» Девушка улыбнулась только для фотографии и вновь приняла надменный вид. М. d. К. несколькими днями позже сказал, когда я показала ему эту фотографию: жирный малый, вскормленный сосисками!