Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии - [42]

Но, к счастью, я был уже на корабле. К счастью или нет – это еще вопрос. Чем ближе к Берингову проливу, тем сильнее ветер. В Мечигменской губе ветер уже штормовой и поднимал за бортом многометровые волны. Маленький кораблик взлетал вместе с волнами, ударялся о воду – и я вместе с ним на койке в носовой каюте. Я вышел в салон посидеть вместе с двумя оставшимися пассажирами, чтобы, бледнея от качки и страха, полюбоваться на бушующее море. Кроме плохого самочувствия всех грыз один вопрос: когда это закончится?

Наконец, мы прибыли в немного более защищенный от волн залив Лаврентия. Цель нашей поездки, административный центр Лаврентия, брезжил в двух километрах, но волны были такие сильные, что ждать швартовки пришлось 18 часов. Рано утром капитан пришел сгонять всех с постелей – старый русский обычай: долго ждать, потом бегом бежать. За пассажирами прибыла металлическая лодка.

В Лаврентии снова пришлось ждать. Мне надо было лететь дальше, на северный берег, в деревню Энурмино, но ближайший вертолет ожидали только через пять дней.

Я хотел съездить в Лорино – китобойную столицу Чукотки, что в 40 км от Лаврентии. Коренные народы имеют право на охоту на кита для своих нужд. Многим деревням разрешено забивать пять серых китов в год, а в Лорино – до 50, потому что их мясом кормят не только жителей, но и песцов местной зверофермы.

На охоту меня не взяли, зато свозили на лодке полюбоваться на китов около деревни. Горбатый кит вздымал огромный хвост прямо перед нашей лодкой, и мы видели серого кита, который под конец занервничал и стал выпрыгивать из воды в воздух на несколько метров.

И когда я в день отлета вернулся в Лаврентию и приехал в аэропорт, рейс отменили из-за плохой погоды. То же самое повторилось и на следующий день. Погода на Чукотском полуострове капризна, и рейсы постоянно отменяют, в отличие от Аляски, которая совсем рядом.

На следующий день погода была нормальная, но вертолет улетел больничным рейсом, сломался и остался ждать запчастей из Анадыря. Когда запчасти прибыли, наступили выходные, и все аэропорты Чукотки закрылись, хотя погода была отличная.

После выходных погода снова испортилась. И лишь в среду вертолет наконец-то улетел. Вначале он залетел в другую деревню, но на обратной дороге сломался. Нам, желавшим попасть в Энурмино, сообщили, что снова надо ждать запчастей из Анадыря. Я ушел из аэропорта, чтобы через два часа услышать, что вертолет все-таки слетал в Энурмино без меня. Ему приказали лететь за больным, и тут развалюха сама чудесным образом починилась.

Я был уверен, что мне было суждено навсегда остаться в Лаврентии. На следующее утро я притащился в аэропорт больше из чувства долга. «Вылетающие, Энурмино!» – весело объявила служащая аэропорта. Вначале вообще никаких рейсов, а потом два дня подряд.

Вертолет час качался над снежными горами, и вот внизу показался Северный Ледовитый океан. Продолговатый Энурмино с его серыми зданиями распластался на узкой отмели между морем и пресноводной лагуной, именно в таком месте располагались чукотские деревушки, описанные всемирно известным писателем Юрием Рытхэу[26]. Меня ждал единственный квадроцикл села и его владелец – Стас Таеном. 36-летний Стас – директор котельной и местный успешный предприниматель. Секрет его успешности прост: он не пьет и вкладывает отпускные в свой квадроцикл.

Мы взобрались на квадроцикле на болотистый хребет. В высшей точке перевала мы остановились полюбоваться видами: на другой стороне была деревня, а за ней – море, с другой стороны – морской залив, окруженный скалистыми берегами – Кенгисвун. Мы спустились в долину, выключили мотор и пешком пошли по песчаной отмели. «Ложись!» – шепнул мне Стас. Мы залегли в окоп, выкопанный у подножья холма. Потом осторожно выглянули оттуда.

Вид был потрясающий. Километровый песчаный пляж был густо усеян морщинистыми круглоголовыми моржами с огромными клыками. Бурлящая бесформенная масса напоминала гнездо огромных червей, из которого доносились лающие, рыгающие звуки и крепкий запах мочи и псины. Масса пребывала в постоянном движении. Одни моржи спали, уложив клыки на бок, другие ворочались, третьи неуклюже ковыляли на четырех ластах вокруг или прямо по головам товарищей. За береговой линией открывалось беспокойное Чукотское море.

Чтобы увидеть моржей, надо ехать довольно далеко, туда, где нет людей. Всего в мире насчитывается около 250 000 особей, большая часть из которых обитает в Беринговом проливе.

Жизнь моржей – вечное скитание за льдинами и в поисках еды. Зимуют они южнее, в Тихом океане, в Беринговом море. Летом приплывают в Северный Ледовитый, и осенью у них как раз небольшая передышка, чтобы полежать на берегу. Кенгисвун – самое большое лежбище. Сюда приходят порядка 118 000 особей, то есть половина всех моржей мира. Сегодня тут было около 70 000 моржей, пока это рекорд осени. На этой планете человек редко оказывается в меньшинстве среди диких животных его величины или даже больше. И это одновременно некомфортное и головокружительное ощущение на Кенгисвуне испытываешь каждый день.

Из-за бугра отмели показалась голова, круглая блестящая морда с беспокойно озирающимися вытаращенными красными глазами. В ней было что-то очень человеческое, если бы не два длинных изогнутых клыка, жутковато торчащих в углах рта. Когда взгляд моржа ловит приближающегося человека, в глазах у него вспыхивают ужас и паника. Животное отпрыгивает подальше, натыкается на соседа, который тоже поворачивается и будит спящего рядом.