Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии - [40]

Вначале Октябрина была с нами очень мила, давала нам картошку и лечила воспалившиеся волдыри наших сыновей, советовала, где что купить. Но быстро выяснилось, что конфетно-букетный период продлится не дольше месяца. Октябрина относилась к той довольно обширной группе российских хозяек, которые следят, чтобы, несмотря на договор аренды, они имели полную власть давать указания по всем вопросам, касающимся дома.

Октябрина нам говорила, что переедет к дочери в Якутск, но вместо того поселилась в маленьком доме своих старых родственников на другом конце села. Оттуда она легко могла заявиться к нам с налетом. На плите у нас ей удалось найти крошки еды, хотя мы-то считали, что мы сразу же все убирали. Она ругалась за разбросанные на полу игрушки и заодно на наши методы воспитания. Говорит, что в Якутии детям разрешают озорничать только до пяти лет, а потом наступает жесткая дисциплина. Из-за хозяйки радость от пребывания в доме у моей жены начала резко падать.

Наш контраргумент на обвинение в неуборке – тараканы, поселившиеся в доме еще при Октябрине. Октябрина сказала, что они от соседей прибежали и теперь от них невозможно избавиться. Но мы все же решили попробовать. Самым простым способом было бы проморозить помещение, но из-за батареи это, к сожалению, было невозможно. В Якутске на стене одного дома мы увидели объявление фирмы по дезинфекции. Перед отъездом на каникулы мы вызвали фумигатора. Надо было освободить все поверхности, продукты и одежду вынести на улицу или убрать в шкаф. Из Якутска на рейсовом такси приехал молодой русский парень, надел слишком маленький для него защитный костюм, на голову противогаз и полтора часа обрабатывал дымом стены, полы и комнаты. После этого мы еще шесть часов не должны были заходить в дом. Жена растопила баню, чтобы было приятней ждать. Травильщик тоже пошел с нами в баню дожидаться машины в Якутск, выпил пива и рассказал о жизни в Якутии. Он переехал сюда из Центральной Сибири, из Красноярска, один приятель нахваливал, что тут можно хорошо заработать. Теперь он за гроши травил тараканов и ужасался якутским ценам. «Люди тут только о деньгах и думают», – жаловался он.

Мы так и не знаем, чем этот товарищ опрыскивал наши углы, но после этого тараканы стали дохнуть и, наконец, вовсе исчезли. Мы выжили, но отсроченный эффект от химической войны даст еще о себе знать. Жизнь в доме не прервалась, просто на освободившееся место тараканов с наступлением зимы пришли мыши. Это было для нас не в новинку – в Хельсинки мы живем в деревянном доме, там тоже есть мыши. Жена безжалостно принялась травить и тёхтюрских.

Кроме чистоты для Октябрины еще очень важна бережливость. То, что мы покупали фильтрованную воду, было для нее чистым безумием. Она не казалась бедной, но почти всюду она видела слишком завышенные цены и обман. В Покровске, в административном центре нашего улуса, она показала мне магазины, в которых можно по дешевке купить товары со скидкой. А еще мы защищали двор от животных, которые все время норовили туда пробраться, пока однажды соседские коровы не пришли жрать замерзшее сено прямо под нашими окнами. Мы пошли их прогонять, и тут вдруг выяснилось, что Октябрина уже продала траву у нас во дворе. А запивали ее коровы, жадно хлебая из бочек питьевую воду, которую мы заказывали у водовоза.

Крайняя бережливость Октябрины проявилась еще и в ее полном нежелании решать проблему с газовым отоплением – ремонт стоил целых 700 рублей. «Скажите старухе, что это надо починить, чтобы все работало безопасно. И если появится еще какая-нибудь проблема, ей не говорите, сразу звоните мне», – настаивал газовщик.

Октябрину страшно шокировали три события подряд, случившиеся в октябре. Вначале я притащил на другую половину двора несколько стволов, чтобы распилить потом на дрова для бани, – жена из разговора с Октябриной поняла, что так надо было сделать. Оказалось, это страшная ошибка: бревна были чьи-то и их нельзя было трогать. Не успев напилить, я отнес их назад, но ошибка была совершена, и отношение Октябрины к нам заметно охладело.

После этого наши дети баловались в стогу сена в сарае. «Как я теперь сено продам? Оно же теперь все грязное!» – причитала Октябрина, увидев рассыпанный стог. Мы пообещали все собрать, как было. Третье несчастье – калитка на заднем дворе. На калитке есть защелка, но Октябрина для надежности еще и подвязывает ее проволокой. Я снял проволоку, так как мы иногда проходим тут в детский сад. «Вы что, не верите, что эту калитку нельзя открывать?» – в ярости кричала на нас Октябрина, заметившая исчезновение проволоки.

Принесли дрова, испачкали сено, пользовались задней калиткой – все это подорвало Октябринино чувство безопасности, ее доверие к нам больше никогда не вернулось. «Зря я вас в дом пустила», – сожалела она в голос. И дело не в том, что мы исключительно плохие жильцы, а в том, что Октябрине не угодишь. Она и на предыдущих жильцов нам жаловалась, их преступление было в том, что они выбрасывали остатки еды в туалетную яму. «Им я больше никогда не сдам», – клялась Октябрина. Эти чувства взаимны – женщина, жившая в доме до нас, сказала моей жене, что жить в доме Октябрины им не особо понравилось.