Шырь - [30]

Въезжаем в Плавск. Сейчас наконец разомнемся.

Сворачиваем к придорожному кафе. Рядом стоянка фур.

Отец Николай одет в гражданское — майка, джинсы, и только по бороде можно предположить, что он причастен к религии.

Он нарочно поехал без облачения, чтобы не искушаться: когда отец Николай в рясе и с крестом, дорожные инспекторы, бывает, не штрафуют его при нарушениях.

На грунтовой площадке в ряд стоят фуры. Дальнобойщики еще спят.

Подходим к кафе: киоск с окошком; черным маркером на картонке — меню: сосиски, пончики, кофе. В окошке — заспанная девушка.

— Здравствуй, сестра, — говорит ей отец Николай. — Дай, пожалуйста, два чая, покрепче. Завари каждому по паре пакетиков, что ли. И дай два бутерброда с колбасой.

Под навесом — несколько столов, на каждом — по большой банке кетчупа и горчицы. Поодаль молодой парень разводит в мангале огонь.

Мы сидим за крайним столом. Я рассматриваю царапины и забитые грязью трещины на этом столе.

Отец Николай отхлебывает чай, глядя на «Тойоту», она — передом к нам, серебрится на солнце.

Чай очень горячий, и мне не хочется ждать, когда он остынет. Я подхожу к палатке и прошу девушку разбавить его холодной кипяченой водой. Она отвечает, что такой воды нет, и глупо улыбается.

— Тогда дай пива, вот этого, — говорю я.

Сажусь обратно, оставив чай на прилавке перед окошком, открываю бутылку и с удовольствием пью. Хорошее пиво, недорогое и вкусное. Нашего, курского разлива. Закусываю бутербродом.

Мимо кафе прошла тетка с ведром и почему-то неприязненно покосилась на нас.

Вдруг отец Николай, увидев что-то, задумчиво огладил свою русую бороду. Я посмотрел туда же, куда и он. К трансформаторной будке, метрах в двадцати от кафе, подошли две девушки. По-видимому, проститутки. Ждут, когда какой-нибудь дальнобойщик проснется и захочет любви.

— Блудницы, — говорит отец Николай и о чем-то вздыхает, глядя в свой чай.

Он молодой, старше меня всего лет на шесть. Ему тоже, наверно, иногда охота развлечься.

Одна из девушек симпатичная. Вторая пониже ростом и выглядит как обычная деревенская бабенка. Она что-то сказала подруге, прикурила сигарету и направилась к фурам. Симпатичная осталась стоять.

От пива мне хорошеет.

— Да, теперь у тебя солидная машина, отец, — говорю я. — А все благодаря кому?

— Тебе, конечно. — Он кивнул и продолжил шутливо: — Проси чего хочешь.

Я знаю, что если он сказал так, то не откажется от своих слов, и можно действительно что-нибудь попросить. Смотрю на девушку возле трансформатора и говорю:

— Купи мне, отец, вот это чудо. На полчаса. Вот эту тварь Божью.

Я делаю очередной глоток пива и вопросительно смотрю на отца Николая.

— Успокойся, — говорит он.

— Ага, — отвечаю я, — денег пожалел для ближнего? Ты же сам сказал: проси чего хочешь… Ну пожалуйста! Тебе, отец, ничего и делать не надо. Давай тысячу рублей, дожевывай бутерброд и садись за руль, жди, а затем отвезешь нас на природу ненадолго.

И вдруг отец Николай достает деньги. Удивительно. Я и не ожидал.

Я допиваю пиво и подхожу к девушке. Действительно симпатичная и не очень потасканная.

— Сколько? — спрашиваю я.

— Вы вдвоем? — отвечает она приветливо. — Могу Танюху позвать.

— Нет, я один. Пойдем, договоримся. — Я беру ее под руку.

— Куда? — спрашивает она, послушно влекомая к машине.

— В поля, — отвечаю я.

Мы садимся, она сзади, я на свое место справа.

Отец Николай не смотрит на меня — сосредоточен, молчит.

Едем через Плавск. Сразу за городком началось кукурузное поле.

— Вот тут тормози, отец, — говорю я.

Отец Николай остается сидеть в машине. Вообще, странно, что он согласился купить мне проститутку.

Я иду с ней в поле. Кукуруза шуршит от ветра, вокруг покачиваются метелки на концах початков. Метрах в двадцати от дороги я раздеваю девушку, ставлю ее раком (она взялась за толстый кукурузный стебель), стягиваю с себя трусы и вдруг осознаю, что у меня не встает.

Она пытается помочь, но бесполезно.

Мне очень обидно.

Выходим обратно к машине. По пути я сорвал несколько спелых кукурузных початков.

Отец Николай сидит хмурый. Я свалил початки на резиновый коврик под ногами.

Молча отвозим девушку обратно к кафе.

— Счастливого пути, друг, — улыбаясь говорит она мне, хлопает дверью и идет под навес, где за столами уже сидят дальнобойщики и ее подруга.

— А я молился, чтоб у тебя не встал! — вдруг громко говорит отец Николай и, хохотнув, давит на газ. «Тойота» дергается и с визгом набирает скорость. Утренние плавские прохожие озадаченно смотрят нам вслед.

Я поднял с коврика початок и очистил его от кожуры. Кукурузина — зерно к зерну, упругая, налитая. Начинаю ей завидовать.

— Дай-ка сюда. — Отец Николай берет у меня початок и ест, приговаривая: — Ядреная, сладкая; упокой, Господи, раба Твоего Никиту Хрущева.

Солнечно, кое-где дорогу рядами пересекают длинные тени пирамидальных тополей, посаженных, чтобы отгородить поля от трассы.

Долго едем молча. Отец Николай не включает радио.

Стало припекать, вдалеке дорога размыта, над асфальтом мреет жаркая пелена. Я замечаю, что отец Николай устал: слишком напряженно держится за руль, иногда покашливает, взбадривая себя; слишком внимательно смотрит вперед.