Швейная машинка - [74]

— Нет, мы шьем белье для операционных — помните те бело-зеленые пеленки?

Рут кивнула.

— Покрывала и простыни мы тоже чиним, а иногда попадаются и более крупные вещи — например, шторы для конференц-зала. Но большая часть работы приходится на униформу медсестер, это точно. Подгибаем края одежды, подгоняем по фигуре, но не так чтобы очень хорошо, — улыбнулась Конни. — Я знаю, чего хотят молодые медсестры, но со временем они понимают, что при их работе о моде думать некогда.

— Я помню, что моя форма показалась мне ужасной, мешковатой и безвкусной, и я очень расстроилась, когда в колледже нам сказали, что перешивать ее нельзя.

— Это всегда так было. Если бы мне давали хотя бы пенни каждый раз, когда поступала просьба укоротить или отпустить платье, я была бы уже богата.

— К счастью, теперь я могу об этом особенно не думать — на прошлой неделе выяснилось, когда у меня будет последний день работы.

— Останетесь в том же отделении до конца?

— Да. Это довольно удобно. В ортопедии тяжело — много приходится таскать, зато никто не будет ко мне присматриваться. Я немного беспокоилась из-за того, что сразу все заметят. — Она погладила живот. — У нас все будет хорошо.

Аромат выпечки Рут не обманул: на ужин были сэндвичи с холодным мясом и яблочный пирог. После еды Конни отказалась от помощи Рут в уборке со стола и настояла, чтобы Альф отвел ее во двор. На заднем дворе располагались небольшие садовые участки, отгороженные друг от друга разделительными стенами: одни были десяти футов в высоту, другие — гораздо ниже.

Конни стояла у раковины на кухне и мыла тарелки. Она видела, как Рут задает вопросы, а Альф что-то объясняет, попутно обезглавливая увядшие цветы на клумбах.

Они остановились там, где в войну было бомбоубежище Андерсонов, и Конни видела, как Альф рассказывает истории военного времени, жестами показывая, какими глубокими были воронки, как жители квартир после работы рыли канавы и как много лет спустя он помогал засыпать четыре камеры бомбоубежища, чтобы сад вновь стал безопасным для игравших здесь детей.

Перед окнами их квартиры было место, которое Альф фактически захватил, засадив плетистыми розами, сладковатой жимолостью и львиным зевом. Другие жильцы не жаловались на это: ведь теперь нужно было подстригать меньше травы — кому такое не понравится?

Прогулка наконец подошла к концу, и Рут с Альфом сели на лавочку у окна, продолжая разговаривать. Теплый день сменялся сумерками. Конни знала: он признается ей, что ему известно о ребенке, и постарается убедить написать родителям — возможно, даже предложит, в каких выражениях это можно сделать.

Фред

Середина ноября 2016 года. Эдинбург

Сегодня я пошел на участок к Стэну. Я думал, что там будет тихо, но, похоже, сейчас туда ринулись все, чтобы спастись от телевизионной рождественской рекламы: ее крутят уже несколько недель.

Когда я был маленьким, участок казался мне пугающим местом. Там было полно стариков, которые только и говорили что об окучивании, всходах и тяпках — всех этих слов просто не знал пятилетка, который увлекался главным образом черепашками-ниндзя. После смерти бабули дедушка иногда забирал меня из школы и отводил на участок, где я оставался, пока мама была на работе. Если шел дождь, я сидел в сарае и делал домашнее задание, пока дед мок снаружи, а если было сухо, мне иногда доверяли поливать что-нибудь. Я помню прекрасную клубнику — она была куда лучше той, что сейчас продают в супермаркетах. Когда я ее ел, по всему языку разбегались маленькие волны сладости.

Я взял с собой печенье «Джемми Доджерс», и Стэн представил меня всем. Вот Энди — он здесь сравнительно новенький и расчищает землю довольно заросшего участка. Как Энди пошутил, ему здесь, скорее, нужен огнемет. Может, стоит познакомить его с Эллен — хотя нет, лучше не нужно.

У парня по имени Зак участок по другую сторону от дедушкиного. Он увлекается органическим земледелием и выращиванием так называемого наследия: разводит старые сорта, которые уже нигде не купишь.

Участок дедушки выглядит не так, каким я его помнил. Конечно, сейчас ноябрь, но на нем нет никаких цветов. Семья, которой достался участок, покрасила сарай зеленой краской. Новую владелицу (можно ли это назвать владением?) зовут Оливия, и она очень благодарна деду за высокие клумбы, которые он устраивал здесь годами.

После того как меня провели по участкам, мы пошли в сарай Стэна попить чаю. У него там есть газовая плитка — крайне современно! И внезапно — может быть, от свежего воздуха или запахов — я вспомнил, как сидел тут на скамейке в шесть лет, каким-то субботним утром, и болтал ногами, потому что просто не доставал до земли. Дедушка всегда брал с собой термос с какао. Он варил его дома, заливал в термос, который клал в холщовую сумку, а потом мы шли на остановку и ждали автобус. Хотя наверху было накурено, дед поднимался со мною на второй этаж, чтобы я мог смотреть на окна домов, мимо которых мы проезжали.

И потом, после прополки или занятий по чистописанию, дедушка доставал старый термос (он до сих пор стоит у меня в чулане), открывал его и разливал какао. Помню, что он приносил маленькую баночку, похожую на те, в которых продают мармайт, но из прозрачного стекла. Дедушка доливал мне из нее сливок, а себе добавлял немного коричневой жидкости. Сейчас я понимаю, что это был ром, но тогда понятия об этом не имел. Потом он открывал коробку с печеньем и вынимал оттуда «шоколадные пальчики»: они всегда были там и никогда не заканчивались, потому что это была волшебная коробка.