Швейная машинка - [40]

— Сядь. — Дональд решительно отставил тарелку в сторону. — Я завербовался в армию, Джин. Я записался и иду на войну вместе с другими мужчинами, которые хотят сражаться.

Все слова, которые она была готова произнести, застряли в горле. Она смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, не в силах пошевелиться.

— Джин?

Наконец она обрела дар речи:

— Но зачем? Ведь ты нужен в доках!

— Я хочу исполнить свой долг.

— Тебя оскорбляли на улице?

Он отрицательно покачал головой.

— Но ведь тебе дали значок. — Джин попыталась вспомнить, когда в последний раз его видела. — Такой значок, с голубой каемкой, в подтверждение того, что ты работаешь на военном предприятии. Никто не может тебя оскорблять только из-за того, что ты не в форме. — Она встала, подошла к вешалке у двери и пощупала лацкан его куртки. — Его здесь нет! — Джин пришла в отчаяние. — Неужели ты его потерял? Наверняка его можно восстановить, если ты попросишь.

— Я его сегодня выбросил.

— Но зачем?! — вскипела она. — Почему?! Я не понимаю.

— Мы разговаривали об этом с ребятами…

— То есть ребята идут, и ты идешь с ними за компанию? Это безумие!

— Нет, Джин. Они остаются, иду только я.

Она села, крепко сжимая собственный передник, чтобы хоть за что-то держаться.

— Я не понимаю.

— Да, ты не понимаешь. Но я обязан идти. Когда Энни вырастет, я должен иметь право сказать ей, что исполнил долг перед моей страной.

Наконец до нее стало доходить. Внутри Джин поднималась скрытая ярость, грудную клетку сдавило так, что женщина не могла дышать. Гнев рвался наружу. Голову словно огнем охватило. Она не могла пошевелиться.

Дональд потянулся через стол и взял ее за руку:

— Я должен иметь право сказать дочери, что защитил ее.

Она посмотрела на него — он и впрямь верил в то, что говорил.

— На следующей неделе отходит поезд. Я едва успел записаться в эту группу.

Ее затрясло, как при лихорадке.

— И ты решил не обсуждать это со мной? — прошептала Джин, говорить громче она боялась.

— Я надеялся, что ты поймешь. Если бы я не успел сегодня, то упустил бы возможность.

— А твой значок? Вербовщик его видел? — Она не могла во все это поверить.

— Нет, не видел. — Дональд покачал головой и постарался больше не встречаться с нею взглядом.

До нее наконец дошло:

— Он не видел значок, потому что ты его выбросил, прежде чем идти записываться. Потому-то его и нет у тебя на куртке.

— Ты не понимаешь. Это важно.

— Как и работа в доках, — язвительно ответила она. — И ты это знаешь.

— После того как я вернусь, меня возьмут обратно. Когда я выходил сегодня с работы, видел владельца, мистера Джеймса, и спросил его.

— И о чем же именно ты его спросил?

— Я ведь не дурак. Я знаю, что, когда война закончится, мне будет нужна работа.

— Ты утверждаешь, что просто случайно наткнулся на владельца и поговорил с ним? — Ей не удалось скрыть сарказма. — Да он тебя не отличит от стенки! Чего стоят его обещания?

— Он записал мое имя в блокнот.

— Я тебе не верю!

— Я никогда в жизни тебе не лгал.

Она принялась мерить кухню шагами:

— Тебе нужно вернуться в центр вербовки и объяснить, что ты ошибся. Скажи им, что ты работаешь в доках. Возьми свой значок и покажи им.

— Я не могу, — покачал головой Дональд. — Все кончено.

— Скажи им, что у тебя есть я и Энни и что ты должен быть здесь и заботиться о нас.

Он устало опустил глаза:

— Я не могу.

— Ты не можешь? Или не хочешь?

— Я не могу. Я прочитал контракт и уже подписал его.

В первые секунды Джин была готова напомнить ему, что читать и писать он толком не умеет. Но все же она сдержала себя. Эти слова не должны вырваться наружу. Они останутся внутри. Она была в гневе и все-таки не могла позволить себе низость.

Но сегодня вечером она не собиралась допускать его к себе — к ним с Энни. Она обошла его стул и остановилась в дверном проеме:

— Энни ворочается. Я заберу малышку к себе, там будет проще ее успокоить. Ты можешь поспать в кресле у камина. Возьми одеяло.

Конни

Сентябрь 1955 года. Эдинбург

Когда Конни проснулась, Кэтлин, полностью одетая, сидела на кухне за столом.

— Привет, мама. Ты сегодня рано.

— Я не очень хорошо спала. Слишком много мыслей крутилось.

Рядом с нею лежала небольшая стопка бумаг.

— Ты не обязана мне все рассказывать, — проронила Конни. — Не хочу, чтобы ты думала, будто я насильно тяну из тебя информацию.

— Да, но раз уж я начала, то могу рассказать все до конца. Дальше будет куда веселее того, что я вспоминала вчера. Кстати, на чем я остановилась?

Конни мысленно вернулась к откровениям вчерашнего вечера.

— Ты рассказала, как подписывала документы на квартиру, — напомнила она.

— Ах да, документы. Так вот, после этого стали приходить счета. Оказалось, что их не оплачивали по нескольку недель, а некоторые были просрочены на пол-года. Филипп Райт никогда не разрешал мне вскрывать адресованные ему письма. Он всегда намекал, что тем самым я выказываю свое недоверие. — Кэтлин твердо посмотрела на Конни. — Обещай мне, что никогда не выйдешь замуж за человека, который держит свою переписку в тайне, Констанс. Это самый важный совет, который я могу тебе дать.

— Обещаю.

— Хорошо. — Кэтлин поправила кофту у себя на плечах. — Ты спрашивала насчет швейной машинки. Так вот, одно из писем было из магазина «Зингер»: с оплатой возникла проблема. — Она вынула из стопки фирменный бланк и положила его перед Конни. — Филипп Райт говорил мне, что купил машинку на месте и полностью расплатился чеком, поэтому я, естественно, пошла в магазин, чтобы заявить об ошибке. Только когда управляющий попросил зайти к нему в кабинет, я поняла, что не все так просто. И там он сообщил, что чек за первый платеж был возвращен банком.