Швейк во Второй мировой воине - [22]

Швейк. Вы замерзаете потому, что пьяны, а на вас уже целых два тулупа. (Обращаясь к молодой женщине, которая стоит неподвижно.) Добрый день, не скажете, где дорога на Сталинград?

Женщина указывает направление, как бы машинально.

Фельдкурат. Она признается, что у них есть водка?

Швейк. Ты сиди себе смирно, я сам договорюсь, а потом мы пойдем дальше, я не хочу скандала. (Обращаясь к женщине, дружелюбно.) Почему вы стоите здесь, перед хатой? Что, вы уходить собрались?

Женщина кивает.

Но шаль-то у вас тонковата. Что, вам больше нечего надеть? А то эта не больно греет.

Фельдкурат (сидя на снегу). Разочек прикладом стукнуть - и все. Это же гориллы. Язычники.

Швейк (грубо). Придержи язык. (Женщине.) Водка есть? Господин офицер заболел. (Сопровождает все вопросы поясняющими жестами.)

Женщина качает головой.

Фельдкурат (злобно). Головой качаешь? Вот я укокошу тебя! Я мерзну, а ты головой качаешь? (С трудом поднимается и бросается с поднятыми кулаками на женщину.)

Она отступает назад в хату, затворяя за собой дверь.

(Толкает ногой дверь и вламывается внутрь.) Я тебя прикончу!

Швейк (тщетно пытавшийся удержать фельдкурата). Выйдите оттуда! Вы не у себя дома. (Входит в дом.)

Старуха идет вслед за ним. Слышен крик женщины и шум борьбы. Голос Швейка изнутри: "Вы тоже уберите нож. Будешь вести себя спокойно? Я тебе руки выверну, ты, свинья. Теперь выходите!" Из хаты выходит женщина с ребенком. На ней тулуп фельдкурата.

Следом за ней идет старуха.

(Выходя вслед за ними из хаты.) Пусть проспится. А пока - постарайтесь исчезнуть.

Старуха (кланяется в пояс). Храни тебя господь, солдатик, ты добрый человек, если бы у нас был лишний кусок хлебца, я бы дала тебе ломоть. Тебе бы он пригодился. Куда же ты идешь?

Швейк. Эх, мамаша, в Сталинград, в самое пекло. Не можете ли растолковать, как мне туда добраться?

Старуха. Ты славянин, говоришь, почти как мы, ты не убиваешь, значит, ты не гитлеровец, благослови тебя господь! (Осеняет его крестом.)

Швейк (не смущаясь). Не обижайся, мамаша. Я славянин, но ты не трать на меня своих благословений; я гитлеровский помощник.

Старуха. Храни тебя господь, сынок, ты говоришь от чистого сердца, помог нам в трудный час, поможешь и гитлеровцев побить.

Швейк (твердо). Хорошо бы... Но я по другой дороге иду, хотя и поневоле. А ты, мамаша, словно не слышишь, что я говорю.

Старуха (хотя дочь все время дергает ее за рукав). Ты нам поможешь супостата прогнать, спеши, солдатик, господь тебя благослови!

Молодая тянет старуху, они уходят. Швейк покачивает головой, шагает дальше. Настала ночь, на небе ярко засияли звезды. Швейк снова останавливается перед дорожным указателем и освещает его карманным фонариком. Удивленный, читает: "До Сталинграда 50 км" - и шагает дальше. Внезапно раздаются выстрелы. Швейк тотчас же высоко поднимает свою винтовку, собираясь сдаться в плен. Но никто не выходит, и выстрелы затихают. Швейк в ускоренном темпе шагает дальше, а затем прекращает свой бег по кругу и, задыхаясь, усаживается у сугроба.

Швейк (поет).

А когда пришли мы в Ковно,

Нам устроили подвох:

Взяли с нас за стопку водки

Пару новеньких сапог.

(Трубка выпадает у него изо рта, он дремлет и видит сон.)

В золотом сиянии возникает постоянный столик Швейка в трактире "У чаши". Вокруг стола восседают: Копецка в подвенечном платье, молодой Прохазка в воскресной паре, Кати, Анна и Балоун. Перед Балоуном стоит полная тарелка.

Копецка. И вот на свадебном пиру вы получаете вашу порцию жаркого, пан Балоун. Вы дали клятву натощак, это делает вам честь, но для того, чтобы вы твердо держали клятву, мы решили, что несколько кусочков мяса 'будут вполне уместны.

Балоун (жует). Ем с удовольствием. Господи благослови. Господь сотворил все на свете - от солнца до тминной водки. (Смотрит в тарелку.) Да и грех ли это? Голубочки порхают себе, цыплятки зернышки клюют. Трактирщик, владелец "Гуса", знал семнадцать способов приготовления курицы. Пять под сладким соусом, шесть - под кислым, четыре - фаршированных; вино растет из земли так же, как и хлеб, сказал священник в Будейовицах, когда его посадили на диету из-за сахарной болезни, он не мог больше кушать, и я больше не могу! В Пльзене, в тридцать втором году, я ел зайца в ресторане замка, - повар за эти годы успел богу душу отдать, так что вы уже никогда не узнаете, какого зайца мне довелось отведать - ничего подобного я больше в жизни не едал! Он был под соусом и с клецками. Это было нечто само по себе довольно обычное, но в соус было что-то положено, отчего вдруг клецки будто с ума посходили, собственно, и повар сам не совсем понимал, в чем тут дело, на него что-то нашло, и это было действительно славное блюдо, ничего подобного я в жизни больше не встречал, но повар помер и унес рецепт с собой в могилу, вот это был удар для человечества.

Анна. Не ропщи. Что бы теперь сказал на это милейший Швейк, - ведь у него, очень может быть, и печеной картошки нет.

Балоун. Это правда. Но всегда можно помочь себе в беде. В Пудоницах, когда моя сестрица выходила замуж, собралась целая куча народа. Тридцать человек сошлось в пудоницком трактире, парни и молодки, да и старики явились тоже. А чего только не подавали: суп, телятину, свинину, курятину, целых двух телят и пару жирных свинок - целиком, от головы до хвоста, с гарниром кнедлики и тушеную капусту бочками, и сперва пиво, а потом водку. Я только знал, что тарелка моя ни разу не пустела и что после каждого блюда я опрокидывал кружку пива или чайный стакан водки. И вдруг наступила тишина, как в костеле, - это когда внесли жареную свинину. Все это были добрые люди, особенно когда они вот так сидели рядышком и наедались досыта, за любого я поручился бы головой. И, между прочим, самые разнообразные типы были среди них, к примеру скажем, судья из пльзенского окружного суда, в частной жизни совершеннейшая кровавая собака, особенно для карманников и батраков. Но человек за едой безвреден.