Шведское огниво - [2]

Отплытия ждали давно, с самого рассвета. Уже наговорились и устали.

– Ты так весь запас съешь, – пошутил старичок, – в дорогу ничего не останется.

– Ничего, – улыбнулся, стоявший рядом с ним русобородый, – скоро уже доберётся до булгарских краёв. Там курт не чета здешнему. Красный, из топлёного молока. В Сарае такой не делают – дрова дороги.

Он повернулся к юноше:

– Верно, Илгизар?

Тот молча пожал плечами. За него ответил тот, что на корабле:

– У нас в Мохши такой не делают. Наши любят ряженку из топлёного молока. Это в Булгаре любят красный творог.

Он стоял спиной к реке, по которой лежал его путь туда, в сторону Булгара, в сторону Мохши. Только было видно, что мысли путника обращены к Сараю, который он покидал. Он грустно смотрел туда, где за пеленой дождя проглядывал серый минарет мечети в Булгарском квартале, но взгляд его был таким же туманным, как вид расплывающегося вдали города. Так смотрят люди, которые вспоминают о чём-то давным-давно минувшем.

Это лучше всех почувствовал старичок.

– В Мохши будет то же самое, Туртас. Ты не найдёшь там ни того, что было, ни тех, кто были. Может, не стоит ехать?

Отъезжающий промолчал. Видно было, что он не знает ответа на этот вопрос. Возможно, ответ был слишком печальным и очевидным.

– Кому некуда плыть, никакой ветер не будет попутным, – сказал Туртас после долгого молчания.

Всем стало ещё грустнее. Наверное потому, что само хмурое утро располагало к этому. Мёртвая тишина на пристани, мутный призрак огромного города за пеленой дождя, тёмная, словно уходящая в никуда, дорога-река.

Оцепенение стряхнул русобородый. Было видно, что он человек действия:

– Долгие проводы – долгие слёзы. Эй, ты! – повелительно окрикнул он стражника, – Покличь-ка сюда побережника с корабельщиком!

При этих словах будто ненароком приоткрыл полу плаща, из под которой мелькнул золочёный шёлковый пояс. Можно было этого не делать. Стражник и так превосходно знал, что перед ним наиб самого эмира Сарая, что на груди его под плащом красуется золочёная пайцза с надписью: «Кто не повинуется – умрёт» и что на берегу, за пристанскими конторами, его ожидает конная стража из ханских гвардейцев.

Охранник не смог отказать себе в удовольствии не бегать под дождём, а повелительно заорать дурным голосом:

– Побережника и корабельщика к наибу светлейшего эмира!

Перепуганный насмерть смотритель пристани только сейчас рассмотрел, кто, закрывшись плащом, провожает корабль. Давясь недожёваным куском, он, низко кланяясь, торопливо докладывал на бегу:

– Путник занял каюту на корме. Навесил свой замок с печатью. Самого нет. Так бы давно вещи сгрузили и отправили. А замок с печатью ломать – дело хлопотное.

Наиб кивнул. Нежелание связываться с запертой каютой ему было понятно. Не будь замка вещи уже давно сложили в мешки, опечатали и положили в контору на пристани. А так нужно проводить ещё и осмотр каюты со свидетелями и описью. Действительно, проще подождать.

– Много товара везёт? – спросил наиб корабельщика.

– Да нет, один сундук дорожный.

– А чего отдельную каюту занял? Слуги?

– Один.

– Кто такой?

– Назвался Иовом. Из Новгорода.

При этих словах наиб оживился:

– Сказал, где в Сарае остановился?

Корабельщик растерянно развёл руками:

– Пришёл позавчера, сказал, что нужна отдельная каюта до Нового Сарая. Заплатил вперёд не торгуясь. Сразу приволокли сундук, навесили замок. А к отплытию не пришёл.

Наиб решительно двинулся по мосткам:

– Ломайте! – повернулся к юноше, – Илгизар, возьми у них бумагу и чернильницу. Напиши всё, что надо. Я свою печать приложу, чтобы разговора не было.

С замком вышла заминка. Дорогой и мудрёный. С пружиной внутри.

– Такие, обычно булгарцы делают. Просто так не собьёшь – пилить надо.

Пилить не стали, оторвали скобу вместе с замком. Корабельщик только молча повздыхал.

Вещей действительно оказалось немного. Только дорожный сундук, как и было сказано. Да ещё в углу, что-то вроде короба, накрытое холстом.

– Голуби! – удивлённо воскликнул наиб, сняв покрывало.

Просунувшийся из-за его спины сквозь узкую дверь Туртас подтвердил:

– Самые лучшие, египетские. В наших краях таких не достать.

– Почтовые, значит? – наиб строго обернулся к побережнику, – А говоришь только сундук?

Тот смутился:

– Так ведь не купец, простой путник. Товара нет. Пошлину брать не с чего. Теперь вот сам ума не приложу чего с ними делать. Сундук под замок положу, а птиц? Их ведь кормить-поить нужно. А подохнут?

Все молча смотрели на клетку.

– Давай я за ними присмотрю, – неожиданно подал голос Туртас, – Птички хорошие, дорогие, за ними особый уход нужен. А им, гляжу хозяин даже воды налил еле-еле. Только семечек насыпал.

Наиб заметно повеселел. Ему явно было по душе, что Туртас остаётся. Он махнул стражникам – сгружайте сундук, и сам взял тяжёлую клетку с голубями.

– Всё забираю. Если кто будет спрашивать вещи, посылайте ко мне.

Туртасу собираться было совсем нечего. Вещей – один дорожный мешок. Он перекинул его на причал и забрал клетку у наиба. Вздохнув облегчённо, тот махнул корабельщику: «Отваливай!»

Стражники, обрадованные, что наконец закончилось торчание под дождём, весело схватили сундук и устремились вслед за наибом. Сзади плёлся побережник. Когда уже поднялись от причала на берег, наиб недоумённо обернулся: