Шведские спички - [35]
Оливье побежал причесаться, надел свою курточку и очень довольный вышел из дому с намерением направиться в «Маркаде-Палас»; ему было все равно, какой там дают фильм. Вскоре он вошел в фойе кинематографа, стены которого были увешаны рекламами фильмов и фотографиями актеров по парочкам: Морис Шевалье и Жаннет Макдональд, Жан Мюра и Аннабелла, Саша Гитри и Ивонна Прентан и просто так, независимо от фильмов: Жюль Берри, Ларкей, Эмос, Ремю, Фернандель, Харри Баур, Адольф Менжу, Ролан Тутен, Андре Роанн, Сатурнен Фабр, Югетта экс Дюфло, Марсель Вале, Пьер Брассёр, Кларк Гейбл… Оливье приподнялся на цыпочки, чтоб достать до стеклянной кассы, попросил билет и приготовил монетку для билетерши, которая укажет ему место. Он вошел за ней в зал с деревянными креслами в тот момент, когда уже раздался слабый звонок, созывающий зрителей.
Сцена была закрыта большим рекламным занавесом. Оливье читал и перечитывал торговые рекламы, помещенные в рамках самых различных размеров и украшенные целым хороводом из фигурок Микки-Мауса и его конкурента Кота Феликса, очень плохо нарисованного, пока не разобрался во всех их доводах и уговариваниях. Начала сеанса он дожидался почти четверть часа, сидя на самых дешевых местах партера (первые пять рядов), и ему приходилось сильно запрокидывать голову, чтобы видеть все эти картинки на занавесе, к тому же искаженные из-за его крайне неудобной позиции.
Ожидание, хотя и под музыку разных пластинок, казалось уже чересчур долгим, а тут еще столько минут заняли всякие манипуляции до начала просмотра: подъем коленкорового занавеса с рекламами, а за ним железного занавеса с пятнами ржавчины, скрежет колец еще одного, красного с золотым занавеса (тут билетерша пришла подхватить его шнуром с кистями в точности так, как в театре, которому кинематограф явно хотел подражать); затем подняли еще один занавес — и все это, чтоб продемонстрировать пустой экран, обведенный черной рамкой, как траурное письмо. В общем, это был настоящий стриптиз. Наконец билетерша под сухое потрескивание переключателей погасила все лампы, и появились кадры документального «говорящего» фильма еще и с музыкой, но он казался уже много раз виденным: пейзажи были приправлены банальными комментариями, к тому же диктор говорил слишком возвышенным тоном; тут были и заснеженные поля, и бурные потоки, и вековые дубы, и обширные пространства, и глубокие бездны. Потом пение петуха возвестило начало хроники с ее очередной еженедельной катастрофой, непременным торжественным открытием чего-то там такого, президентом в цилиндре, велосипедными гонками, военным парадом и светскими модами, при виде которых так и прыснули со смеху все местные старички, прихожане, привратницы, а за ними и дети, любящие побуянить. За всем этим следовала обычно маленькая комедия, мультипликация или короткометражка, а потом наступал нескончаемый антракт (пакеты с конфетами, мятные пастилки, карамель, апельсины), вслед за которым после повторного церемониала со всеми занавесами начинался столь вожделенный большой фильм.
Сорванцы самых разных возрастов, сидевшие впереди Оливье, затягивались отвратительными окурками (у каждого кресла имелась грязная пепельница, окруженная многочисленными следами от погашенных папирос), хулиганы целились в экран, вопя: тах-тах-тах! — и стреляя из пистолетиков деревянными стрелами с присосками из красной резины, парням нравилось прилеплять их себе на самую середину лба. Они хлопали сиденьями и поглядывали на билетерш в белых передниках, которые были готовы сделать им замечание или пригрозить удалением из зала. Оливье не участвовал в шумных выходках этих непоседливых зрителей не потому, что был паинькой, а просто он с интересом и волнением ждал предстоящего зрелища. Он сидел прямо, с достоинством, вел себя как меломан, зачарованный образами и звуками, порой совсем затихал и с каким-то оттенком грусти и восхищения переживал эти значительные минуты своей жизни.
В то воскресенье давали фильм «Дон-Кихот». Позднее ребенок узнает, что это было произведение известного немецкого режиссера Пабста. Но тогда он не обратил внимания на титры. Он мало что знал и о герое этого фильма, Дон-Кихоте из Ламанчи (мальчик полагал, что речь идет о проливе), разве только что этот человек был высок и худ и что его сопровождал некий Санчо Панса, по контрасту с хозяином — маленький и толстый. Оливье предполагал, что они вроде комиков Дупленатта и Паташона или Лореля и Харди.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».