Шведские спички - [111]

*

Га­зо­вый фо­нарь в верх­ней час­ти ули­цы Ла­ба за­бы­ли по­га­сить, и он про­дол­жал го­реть днем. Его блед­ное све­че­ние рас­тво­ря­лось в сол­неч­ном све­те — был ви­ден лишь сла­бый ого­нек в кол­пач­ке го­рел­ки, по­хо­жий на ка­кое-то крас­ное на­се­ко­мое.

Ря­дом с этим фо­на­рем стоя­ли трое — Эло­ди, Жан и дя­дя, — они бе­се­до­ва­ли, а чуть даль­ше хо­дил Оли­вье, ло­вя об­рыв­ки их раз­го­во­ра.

— Он па­рень не­лег­кий, это так, не­лег­кий, но, мо­жет, с ва­ми… Нель­зя ска­зать, что пло­хой… Да­же ми­лый маль­чик. Но ди­кий, со­всем ди­кий! Яс­но, что Вир­жи­ни… Да-да, ко­неч­но… Мы бы очень хо­те­ли… У вас ведь дру­гое по­ло­же­ние, вы бо­га­ты… Не осо­бен­но? Ну что вы…

На уг­лу ули­цы Лам­бер шо­фер в си­ней фор­ме и фу­раж­ке с ко­жа­ным ко­зырь­ком на­чи­щал до бле­ска ку­зов ав­то­мо­би­ля. Он с пре­неб­ре­жи­тель­ной ми­ной уже за­су­нул в ба­гаж­ник кар­тон­ную ко­роб­ку с мар­кой уни­вер­ма­га «Ля бель Жар­динь­ер», в ко­то­рую уло­жи­ли оде­ж­ду маль­чи­ка.

А со школь­ным ран­цем Оли­вье рас­стать­ся не за­хо­тел. Он при­жи­мал к се­бе свое един­ст­вен­ное дос­тоя­ние. В ран­це ле­жа­ли кни­ги Пау­ка, а так­же «Жизнъ Са­ворнъ­я­на де Браз­за».

Ули­ца сей­час бы­ла за­стыв­шей, ти­хой, пус­тын­ной. Она под­вер­глась яро­ст­ной ата­ке бе­ло­го па­ля­ще­го солн­ца, ко­то­рое ее обес­цве­ти­ло и, как бы на­ки­нув про­сты­ни на фа­са­ды ее до­мов, пре­вра­ти­ло их в че­ре­ду оди­на­ко­вых при­зра­ков. Оли­вье бро­дил по ней пре­ж­де, скры­вая в гру­ди ду­шев­ную боль, а ули­ца, чтоб по­нра­вить­ся ему, тво­ри­ла для не­го встре­чи, иг­ры, зре­ли­ща, пол­ные слов и дви­же­ний. К той гру­ст­ной му­зы­ке, ко­то­рую нес в се­бе этот маль­чик, она до­бав­ля­ла по­рой ве­се­лые нот­ки. Поз­же он вспом­нит эти про­стые жи­тей­ские сцен­ки, на­столь­ко за­уряд­ные и обы­ден­ные, что боль­шин­ст­во лю­дей их по­про­сту не за­ме­ча­ли.

Оли­вье все еще слы­шал, как зве­не­ли кри­стал­лы со­ды, ко­то­рые Эло­ди бро­си­ла в мис­ку с гряз­ной по­су­дой. Жан, не на­хо­дя се­бе мес­та, по­шел за си­га­ре­та­ми, но вер­нул­ся с пус­ты­ми ру­ка­ми: ему был ну­жен пред­лог, чтоб хоть на не­сколь­ко ми­нут уй­ти из до­ма.

А те­перь, ко­гда взрос­лые бе­се­до­ва­ли, ре­бе­нок ог­ля­ды­вал­ся кру­гом, как ко­те­нок, ко­то­рый но­ро­вит ку­да-то уд­рать. Оли­вье и сам еще не по­ни­мал, что он ищет, на что на­де­ет­ся. Быть мо­жет, на не­ожи­дан­ный слу­чай, на по­мощь из­вне. Вдруг кто-ни­будь при­дет и ска­жет: «Стой­те! Это не­до­ра­зу­ме­ние. Вы оши­бае­тесь. Оли­вье здесь ос­та­нет­ся, по­то­му что…»

Го­лу­бо­ва­тые створ­ки рас­пах­нув­ше­го­ся окош­ка Бу­гра от­бро­си­ли на ули­цу мяг­кий сол­неч­ный блик. Про­бе­жал Ри­ри, он ка­тил пе­ред со­бой по­зва­ни­ваю­щее сер­со. Ка­кая-то со­ба­ка ле­ни­во раз­ле­глась на солн­це. Оли­вье уже и не пы­тал­ся ус­лы­шать, что там го­во­ри­ли Эло­ди, Жан и дя­дя. Их сло­ва, по­те­ряв вся­кое зна­че­ние, про­но­си­лись над его го­ло­вой, как жуж­жа­щая му­ха.

Все по­хо­ди­ло на день по­хо­рон Вир­жи­ни, толь­ко на­ро­ду те­перь бы­ло мень­ше и дя­дя при­шел не в про­ре­зи­нен­ном пла­ще. Он был одет в дву­борт­ный сталь­но­го цве­та кос­тюм, чер­ные бо­тин­ки его яр­ко бле­сте­ли. Длин­ные ру­ки дя­ди сви­са­ли вдоль те­ла, а бе­лые кис­ти, ка­за­лось, бы­ли при­пуд­ре­ны таль­ком. В ко­жу бе­зы­мян­но­го паль­ца глу­бо­ко вда­ви­лось об­ру­чаль­ное коль­цо. Ниж­няя гу­ба не­мно­го вы­пя­чи­ва­лась впе­ред. Дя­дя су­ту­лил­ся, и у не­го бы­ла по­ход­ка груз­но­го, стес­няю­ще­го­ся сво­ей си­лы че­ло­ве­ка.

Оли­вье сце­пил паль­цы под ран­цем, ве­са ко­то­ро­го он поч­ти не ощу­щал. Маль­чик со­зер­цал ка­пот ав­то­мо­би­ля и проб­ку ра­диа­то­ра в фор­ме ор­ла с рас­про­стер­ты­ми крыль­я­ми. Ес­ли смот­реть от­сю­да, мос­то­вая в кон­це ули­цы ка­за­лась со­всем глад­кой. А ули­ца Кюс­тин там, вда­ли, бы­ла за­мо­ще­на плот­но при­гнан­ны­ми де­ре­вян­ны­ми про­смо­лен­ны­ми тор­ца­ми. Ко­гда шел дождь, ло­ша­ди сколь­зи­ли по ним, иной раз да­же па­да­ли ме­ж­ду ог­лоб­ля­ми и, что­бы под­нять ко­ня на но­ги, его при­хо­ди­лось спер­ва рас­пря­гать.

— Нам по­ра от­прав­лять­ся!

Дя­дя хо­тел ус­ко­рить про­ща­ние. Оли­вье упор­но рас­смат­ри­вал нит­ку, ви­ся­щую из шва его ран­ца. Она бы­ла свет­лее, чем сам ра­нец из те­лячь­ей, уже по­тер­той ко­жи. Са­пож­ник с ули­цы Ни­ко­ле, под­шив ото­рвав­ший­ся на ран­це кар­ман, не об­ре­зал то­гда этой нит­ки. И Оли­вье ино­гда за­бав­лял­ся тем, что под­вя­зы­вал к ней де­ре­вян­ный уголь­ник.

— Ну, Оли­вье, да­вай по­про­ща­ем­ся! Будь ум­ни­ком, пи­ши нам. Обе­ща­ешь? Смот­ри, длин­ные пись­ма…

Жан и Эло­ди рас­це­ло­ва­ли его в обе ще­ки, дя­дя по­жал мо­ло­дым лю­дям ру­ки, и они бы­ст­ро по­шли до­мой. То­гда дя­дя слег­ка на­кло­нил­ся и взял Оли­вье за пле­чо. Он смот­рел на улич­но­го маль­чу­га­на, ко­то­рый вой­дет те­перь в его се­мью, смот­рел на его свет­лые, бле­стев­шие на солн­це во­ло­сы, и чув­ст­во­вал се­бя не­лов­ким, сму­щен­ным. Ему хо­те­лось как мож­но ско­рее вве­рить маль­чи­ка за­бо­там же­ны.

Они про­шли не­сколь­ко мет­ров по этой кро­хот­ной ули­це, ко­то­рая все­гда ка­за­лась Оли­вье боль­шой. На ка­кое-то мгно­ве­ние ос­та­но­ви­лись у га­лан­те­рей­но­го ма­га­зи­на. С пер­во­го мая Оли­вье толь­ко и знал, что кру­тить­ся во­круг этой цен­траль­ной точ­ки квар­та­ла: не­ви­ди­мая, тай­ная, не­уло­ви­мая Вир­жи­ни про­дол­жа­ла су­ще­ст­во­вать сре­ди сво­их ящи­ков, ни­ток и нож­ниц. Ко­гда Оли­вье уе­дет, Вир­жи­ни ум­рет по-на­стоя­ще­му. Но так как ла­воч­ка бы­ла все еще здесь, Оли­вье да­же в ми­ну­ту отъ­ез­да не мог по­ве­рить, что он на­все­гда по­ки­да­ет ули­цу. Нет, нет, это все­го лишь про­гул­ка. Или от­луч­ка на лет­ний от­дых.