Схватка в западне - [51]

Редкие селяне не обращали внимания на выехавшую из проулка санную тройку. Лишь детишки, высунувшись из калиток дворов, с любопытством глазели на тулагинцев. И дряхлый дед в длиннополом, почти до самой земли, зипуне, стоявший у кособокой ограды, сняв шапку, поприветствовал проезжавших. Пьянников ответил ему кивком головы, поинтересовался, где живет Ерохов.

— Вона… за церквой. Тама дом большой под тесом…

На стук Зарубова в высокие окованные ворота сначала выглянула молодая женщина, но, увидев тройку и офицера в кошеве, сейчас же убежала. Зарубов снова громыхнул в дверь. В воротах появился сам хозяин.

— Рады гостям! — поклонился он в пояс офицеру.

— Войсковой старшина Редкозубов у вас квартирует? — спросил Пьянников Ерохова без обиняков.

Тот растерялся:

— Дак у нас…

— Знать, правильно мы к вам попали.

— А их теперича нет. Они отбыли вместе с купцами на Старый Чулум.

— И Шукшеева… Любовь Матвеевна с новорожденным? И Настя…

— Шукшеева?.. И Настя?.. — Ерохов запнулся, глаза его забегали. — Не ведаем, ваше благородие. Об этом вам лучше в сборной избе справиться.

— Как не знаешь? У тебя ведь они квартировали?

— Квартировали. У нас. Бог свидетель. Не отрекаюсь… — маловразумительно бормотал Ерохов. — Видал дамочку с дитем… И Настю…

Макар выходил из терпения:

— Так где же они теперь?

— Не ведаем. Об этом лучше спросить вам прапорщика Мунгалова.

Пьянников досадно сплюнул, кинул Зарубову:

— Давай к сборной избе.

В сборной избе, которая находилась неподалеку от дома Ерохова, был один писарь. Он тоже толком ничего не знал о женщинах.

— Опоздали… Чуток бы пораньше нам подкатить… — сокрушался Пьянников. — Давно Редкозубов из Махтолы уехал? — грозно спросил Макар писаря.

— Никак нет, — моргал тот глазами. Он пытался успокоить разнервничавшегося офицера. — Их догнать можно. Они только давеча вместе с купеческим обозом отбыли.

— Охрану взяли с собой?

— При них вахмистр и два казака. А конвой, што сопровождал купцов до Махтолы, наряженный от станицы Таежной, давеча, перед вами, до дому двинулся.

— Где прапорщик Мунгалов?

— Они на квартире. У вдовы тут одной — Савинковой по фамилии. Отдыхают после проводов их высокородия. Маленько выпили и теперь, стало быть, отдыхают.

Садясь в сани, Пьянников спросил Глинова и Зарубова:

— Ну што, рискнем догнать?

— Рискнем, — поддержал Глинов.

— Я, как вы, робя, извиняемся, — огладил свою бороду Зарубов.

— Тогда не щади лошадей, Артамон. А ты, Андрюха, пулемет готовь к бою.

…Проводив глазами тройку до тех пор, пока она не затерялась в дальней северной части Махтолы, Степан Хмарин и Петр Завялин снова обратили свои взоры к беглецам.

— Какая ж у них нужда в лес-то к ночи? — произнес вслух Завялин.

— Значит, есть какая-то, — отозвался Хмарин.

— Оно верно.

Беглецы уже были вблизи ургуйской дороги.

— Кажись, одна — баба, — заметил Завялин.

— А в руках што у ней? Как будто ребенка несет.

— Похоже.

Степан оторвал взгляд от беглецов, посмотрел вниз — бойцы расположились кто где: двое курили, один по нужде подался к разлапистой сосне, Акимов соорудил из хвои лежак, затаился чуть впереди остожья на небольшом взгорке.

— Верховые из села, — сообщил Хмарину Петр Завялин.

Степан поднял глаза.

— Четверо.

— Пятеро. Пятый пеший.

— Это они гонят кого-то.

— Гляди, постовые их остановили.

* * *

С постовыми Савелий Булыгин поздоровался, как со старыми приятелями, весело гогоча:

— Ваша нам, казачки, а наша вам с кисточкой!

— Куда это вы ее? — спросил у Савелия пожилой постовой, посторонившись от еле передвигавшейся, полураздетой Анастасии Цереновой.

— Докуда дошлепает.

— Замерзнет ведь.

— Ниче. Красных, слыхал я, холод не берет. Правда, Настя? Га-га-га!..

Трое белогвардейцев — напарники Булыгина — тоже расхохотались. Постовые посмотрели на них с осуждением.

— Со скотиной на убой и то так не обращаются, — сказал пожилой. — Поимейте жалость.

— Ишь сердобольный! — смял ухмылку Булыгин.

Он хлестнул лошадь и, почти наезжая на Анастасию, взорал:

— Че плетешься?!

И тут кто-то из постовых за спиной Булыгина промолвил:

— Кого это несет в тайгу?

— Да я уж присмотрел их. Из огорода Хвилипповых они вышли, — отозвался пожилой. — Касьян, никак, с невесткой Матреной. По солому, видать, к зароду направились.

Булыгин задержал лошадь, обернулся:

— Кого там приглядели?

— Да вон двое, мужик с бабой, к лесу потягли.

— Погоди-ка, — стал всматриваться в беглецов Савелий. — Баба несет чегой-то. Сдается, как дитя. Не содружница ли это нашей арестантки?

Тот, кто первый обратил внимание на мужчину с женщиной, усомнился:

— Касьян, как я слыхал, зараз хворает.

— Дак што! Вчерась хворал, нынче выздоровел, — возразил пожилой.

— Это не Касьян, — вступил в разговор третий постовой.

— Это, скорее всего, Леха Кондюрин. У него одного на всю Махтолу доха такая рябая.

Савелий Булыгин, уже порядком приотставший от своих напарников, заинтересованно вслушивался в разговор постовых и все подозрительнее присматривался к беглецам.

— А баба все ж дитя несет… Точно дитя, — окончательно разглядел он женщину.

— Лехиной бабе мальцов не носить. Старая, куда ей, — сказал пожилой.

У Булыгина злорадно заблестели глаза. Он пришпорил лошадь, нагнал Церенову, преградил ей путь: