Схватка - [63]

— Ну-ну, Асхат... Ты ж мужчина... Не кисни!

— Зачем тихо плывем? — приободрился Хафизов. — Он черепаха, да?

— На то и Волга, чтоб плыть долго.

— Надо берег быстро-быстро.

— Будет берег, будет. Смотри-ка, его уже видать.

И, словно в подтверждение, по палубе пронеслась команда ротного:

— Приготовиться к выгрузке!

Зашевелилась рота: бойцы вставали на ноги, поправляли амуницию и вглядывались в берег, с которого по-прежнему тянуло дымом.

Берег стал заветным желанием каждого — и Хафизова, и Клима, и Нечаева, и Усольцева, и ротного Дмитриева. И там, конечно, не рай, но все же под ногами земля, можно и окоп отрыть, если что, и укрыться за каким-нибудь строением, может, не все еще сгорело. Скорей бы уцепиться за берег, тогда и оружие пойдет в ход, и немцу глотку можно будет заткнуть.

Никогда, пожалуй, Емельян не ощущал себя таким беспомощным, как сейчас. Ну что это за война, когда в тебя стреляют, а ты — кролик, мишень... И надо же быть Волге такой широченной: плывешь, плывешь, а берега все нет и нет... Слава Богу, спокойно стало, кажется, утихомирился фриц.

Только было обрадовался Усольцев тишине, как снова зашипело и завыло кругом. Теперь, кажется, не снаряды, а мины шлепались в воду и, видать, здоровенные: вода огромными столбами, похожими на айсберги, поднималась высоко-высоко.

— Емельяша, — услышал Усольцев Нечаева, — а наши-то бухалки где?

— Что это еще за «бухалки»?

— Ну, артиллерия. Чего молчит? Ударила б по ним — заглохли бы... А может, ее у нас уже... тово...

— Чего «тово»?

— Ну, вся вышла...

Мина разорвала волжскую гладь почти у самого борта, и вода сначала гигантской стеной поднялась над «Гасителем», а затем мощным потоком хлынула на палубу.

— Миша! Мишутка!.. Где ты, сынок? — изо всех сил крикнул Грач.

Зажигин не откликнулся на зов отца. Вода смыла его с палубы и унесла в Волгу.

И не одного его: всю роту раскидало кого куда — одних вышвырнуло за борт «Гасителя», другие, успев уцепиться за шланги и брандспойты, чудом удержались на палубе.

Усольцев лежал в воде лицом вниз и никак не мог сообразить, где находится. Неужто в Волгу попал?.. Что-то сильно давит сверху, может, водой ко дну прижало... Жутко стало... Уперся руками во что-то твердое: нет, это не похоже на дно — доска под ним. Еще поднатужился — аж спина хрустнула — и чуть-чуть приподнялся. Со спины сползла какая-то глыба. Фу-ты!

Полегчало... Емельян протянул руку к громадине, которая только что лежала на нем, а теперь возвышалась рядом — ну бочка, обыкновенная железная бочка. Надо же, угодил под бочку... Могла и покалечить, а то и прикончить... Но, кажется, цел.

Усольцев уперся руками в бочку и встал на ноги. С него ручьями стекала вода.

— Эй, ребята, кто рядом — откликнись! — выдохнул из себя Емельян.

— Миша утоп! — навзрыд простонал Грач.

— Сам видел? — спросил Усольцев.

— Ничаво ня видел... Рядышком сидели. Дремал Мишутка... И враз не стало... Утоп...

— Не каркай. Плавать может?

— Не знаю...

— Ничего ты не знаешь, а еще отец! — в горячности произнес Емельян и пожалел, что нескладно выразился. Не надо бы так: худо, должно быть, Грачу, сын ведь, поди, Зажигин, и помягче сказал: — Не пропадет Михаил, выплывет.

— Дай Бог, — тихо произнес Грач. Усольцев и Грач кинулись к корме.

— Эй, кто на воде? — крикнул Емельян и прислушался.

Ответа не последовало. «Гаситель» по-прежнему двигался к берегу. Откуда-то сверху, кажется, с капитанского мостика прозвучал голос ротного Дмитриева:

— Командиры взводов, ко мне!

Ободрился Усольцев, чуть полегчало на душе: командир на корабле, значит, будет порядок. И взводный тоже здесь. Вот и хорошо. А медицина где? Что-то Катюши не видать...

— Катя! — тревожно произнес Емельян. — Ты жива?

— Тута мы! — услышал Усольцев голос Клима, доносившийся с носовой части «Гасителя», и, хлюпая по воде, которая все еще заполняла палубу, направился к друзьям.

Катюша и Клим, стоя у борта, кого-то искали на воде.

— Вон, смотри, — Катюша дернула за рукав мокрой шинели Клима, — кто-то барахтается.

— Где? Не вижу.

— Ну, вон, — Катюша указала пальцем. Клим пригляделся и увидел плывущего.

— Кидай ему круг! — торопила Катюша.

— Эй, — крикнул Клим. — Лови!

Круг удачно упал у самой головы плывущего. Катюша, Клим и подошедший Емельян увидели, как пловец, уже порядком обессилевший, ухватился руками за круг и замер на воде.

— Плыви же!.. Ногами работай, ногами! — кричал Усольцев.

Тот не шевелился, не подавал никаких признаков жизни.

— Окоченел, — произнес Клим.

Усольцев мгновенно скинул с себя шинель, сдернул сапоги, снял гимнастерку и брюки и, шагнув на кромку борта, кинулся в Волгу. Катюша ойкнула, а Климу стало неловко: почему Емельян, а не он бросился спасать товарища?

Вода холодом обожгла Усольцева, но он так быстро работал руками и ногами, что все тело, находясь в движении, вскоре согрелось и прошла стылость. Приблизившись к замершему пловцу, Емельян спросил:

— Живой?

Ответа не последовало. Усольцев схватил молчавшего за руку, и тот шевельнул ею.

— Живой! — произнес Емельян.

— Угу, — шепнул пловец-неудачник. — Живой... Слава Аллаху...

— Никак Хафизов? Асхат?

— Я-а! — глухо произнес Асхат.

— Держись крепче за круг! — скомандовал Усольцев и, ухватившись одной рукой тоже за круг, поволок Хафизова к «Гасителю». У борта Клим помог Емельяну поднять Асхата на палубу, а Катюша, открыв какой-то маленький пузырек, дала ему понюхать, и Хафизов ожил. Он весь дрожал и мелко-мелко стучал зубами. Емельяна тоже заколотило.