Схватка - [48]

— Справедливо говорят. Теперь все вы — мое богатство. Один я, можно сказать, остался от своей части: кто отступил, а кого и поубивало. Страшно вспомнить тот день. Думал — каюк. Сами понимаете, одному оказаться в окружении волчьей стаи... Да что и говорить, худо мне было, ой как худо. Нынче же вон какая большая родня у меня — и вы, и Денис, и Янка, и Марыля — вся моя партизанская братва. Останусь жив, на Урал вас всех приглашу, в свой Исток. За столом по-братски отпразднуем нашу Победу. А что?

— Согласен. В Свердловск, на свидание с красноармейской молодостью, охотно покачу. Ну что ж, браток, договорились. Еще раз прошу тебя: только фрицам не дайся.

Ушел Виктор Лукич, а слова его так и застряли в Емельяновом ухе. Он всюду слышал: «Только фрицам не дайся...» — и когда шел за дровами, чтоб печку растопить, и когда завтракал с дедом Сымоном, и даже тогда, когда вел обстоятельный разговор с Янкой о предстоящей вылазке. Что-то тревожное втемяшилось ему, а вдруг это последний шаг? Нет, Усольцев не дрогнул, но, здраво взвесив, отчетливо понял, что ему предстоит совершить самый рискованный шаг. Такой задачи, как ему казалось, он еще не выполнял. Ни элеватор, ни даже казино не могут сравниться с артскладом. Попробуй подойти к нему, когда он, наверно, опоясан пулеметными да автоматными стволами! А надо подобраться...

Рассуждая и подбирая в уме варианты продвижения к складу, Усольцев вдруг окликнул Марылю, копошившуюся в сенях. Она тут же появилась на пороге.

— Нет ли в доме чернилки да ручки с пером?

— Как же не быть? — и Марыля подала Емельяну неразливайку с чернилами и тонкую новенькую ручку-деревяшку. — Может, и тетрадку надобно?

— Надо, очень надо.

Емельян, сев за стол лицом к окну, выходившему на улицу, взял ручку, которую давно не держал, и, обмакнув перо в чернила, вывел на клетчатом листке ровный рядок букв: «Здравствуй, моя родная кровинка — сынуля Степашка!»

Именно сегодня возникла острая потребность выложить не жене и не дочурке, а ему, сыночку, мужчине-наследнику, все то, что нахлынуло, что не давало покоя.

Давно собирался написать такое письмо, вроде как завещание — мало ли что может случиться! — но все откладывал. И вот, видать, пришла пора: кто знает, может, другого раза не будет...

Писал быстро, мысли опережали руку, и она с непривычки уставала, отчего он изредка поднимал ее вверх и встряхивал, а затем снова продолжал свой разговор с сыном.

Всего себя выложил на листы бумаги — аж взмок и, когда прочитал, снова позвал Марылю.

— Вот это сохрани. Может, не вернусь...

— Как не вернетесь? — удивилась Марыля.

— Война же, Марылечка! Понимать должна. Так вот, если не вернусь, ну и придет победа... Она обязательно придет! Это я точно знаю... Тогда отправь это моим на Урал. Адрес в конце имеется... Поняла?

Марыля, будто одеревенев от услышанного, не шевельнула губами, а лишь протянула руки, в которые Емельян вложил исписанные тетрадные листки. Она приблизила их к своей груди и только сейчас вымолвила:

— Все зразумела.

— Вот и хорошо. Ну а если что-либо узнаешь про меня, сама допишешь.

— Допишу, ей-богу, допишу, — растерянно произнесла Марыля...

— Значит, не видать? — Усольцев снова обратился к своему напарнику. — Давай-ка, браток, махнем на ту сторону полотна... Только не рядышком, я вперед поползу, а ты метров на двадцать позади. Если что, прикрой меня огнем...

— Ясно! — ответил Янка.

Усольцев, приладив покрепче на спине вещмешок, в котором было пять гранат, медленно пополз к железнодорожному полотну. Янка внимательно наблюдал. Он следил за Емельяном и за насыпью, из-за которой мог нежданно-негаданно появиться противник. Но когда Емельян вплотную подобрался к полотну и пополз вверх по насыпи, Янка тоже двинулся вперед. Он полз, но не спускал глаз с Усольцева.

Однако Янка потерял из виду Емельяна, который, взобравшись на насыпь, мгновенно сполз с нее по другую сторону. Тогда Янка, приподнявшись, на полусогнутых побежал к насыпи и тоже вымахнул на противоположную сторону железнодорожного полотна. Там упал на землю и замер. А Усольцев где? Не видать и не слыхать... Метрах в ста — перевернутый вагон, подальше — вздыбленная платформа и ни живой души.

Мурашки побежали по телу Янки. Вот те раз! Потерял друга... Ну как же так? Куда кинуться?

Еще несколько метров прополз и, укрывшись за грудой обломков рельс и шпал, притих. В это мгновение услышал чьи-то возгласы. Они доносились с левой стороны. Янка приподнялся, вытянул шею и четко услышал немецкие слова. Мелькнула мысль: наверно, часовые, охраняющие склад, перекликаются.

Вдруг что-то затарахтело. Теперь уже справа. Янка повернулся и увидел двигавшуюся вдоль железной дороги машину. Она приближалась к нему. И только сейчас Янка заметил, что он находится рядом с накатанной автомобилями дорогой и что машина, которая все громче тарахтела, вот-вот окажется в нескольких метрах от него.

Янка опустился на колени и, плотнее укрывшись за обломками, в которых нашел щель для наблюдения, старался не упустить из поля зрения машину. Скорей бы только она проскочила, ведь мешает ему искать Усольцева.

А машина быстро подкатила. Она поравнялась с позицией Янки, и он увидел натянутый над кузовом тент. По тому, как автомобиль легко подпрыгивал на выбоинах, Янка определил, что он налегке, без груза. Двигалась машина туда, откуда слышалась немецкая речь. Выходит, на склад едет.