Схватка - [31]

— Вы из полиции?

— Вопросы задавать будем мы! — отрезал Усольцев. — Понял?

— Так точно! — вытянулся щетинистый.

— О, ты из военных?

— Так точно! Служил.

— В какой армии?

Щетинистый замялся.

— Чего молчишь?

— Я... понимаете... В Красной, конечно.

— Не врешь?

— Ей-богу, в Красной Армии.

— Фамилия?

— Букрей... Ефрейтором был.

— Что ж ты, ефрейтор, так опустился?.. На бродягу похож.

— Разбили нас. В окруженье попал... По лесам да по болотам... Оборвался... Голодал...

— Служить хочешь? — хитро спросил Усольцев.

Букрей опешил: как потрафить этим автоматчикам?

— Значит, не хочешь?

— Ну, я... конечно... ежели вы прикажете, то могу, — выдавил из себя Букрей.

Тогда Усольцев решил прямо поставить вопрос:

— А кому служить можешь?

— Вам! — выпалил Букрей и, кажется, обрадовался, что не назвал ни немцев, ни русских.

Усольцев понял: скользкий тип, этот Букрей, без сомнения — дезертир. И мародер, наверно.

— Вещи есть?

— Мешочек. Вон лежит на лавке.

Клим взял вещмешок Букрея и все содержимое вытряхнул на стол. Звякнула жестяная шкатулка. Усольцев потрогал ее — внутри забренчало.

— Что там бренчит?

— Так, безделица.

Клим открыл шкатулку и стал извлекать из нее цепочки, кольца — обручальные и с камнями, броши и даже несколько золотых и серебряных монет.

— Где взял?

— Нашел... В одном доме... Богатом... Все убежали.

— В каком городе этот дом?

Букрею не приходило на ум название города: какой назвать, чтоб поверили?

— Мародер — вот ты кто! — зло произнес Усольцев.

— Паскуда, грабитель! — Урецкий сжал руками автомат. — К стенке его!

— Не надо, браточки! — умолял Букрей. — Берите, я вам все отдаю... Только отпустите... К маме в Чернигов иду...

— У, гадина, маму вспомнил, — негодовал Урецкий. — А воевать кто будет? Кто будет защищать твою маму от врагов-кровососов? Падаль!

Второй, с петушиным носом-клювом и узким лбом, сделал вкрадчивый шаг влево и ногой стал толкать свой мешок под нары. Усольцев заметил это.

— И у тебя есть барахлишко? Сейчас посмотрим.

Ну, конечно, и у этого партизаны обнаружили «клад»: серебряные вилки, ножи, ложки, подстаканники.

— А ты где нашел?

— Там же! — нагло ответил узколобый. Этот оказался похлеще Букрея. Кулацкий отпрыск. Сидел в тюрьме за разбой. Явился в эти края, на родину отца, с одной целью — пограбить. Нашел себе напарника, и оба ударились в разгул и грабеж.

Усольцев и его товарищи составили акт, куда внесли все ценное, что было конфисковано у грабителей, и скрепили его подписями. Этот документ вместе с золотом и серебром, как сказал Усольцев, будет передан сегодня же представителям советской власти, а точнее, ее финансовым органам.

Узколобый от удивления выпучил глаза: его, видать, поразило упоминание Усольцевым советской власти.

— Да, подонки, жива советская власть! Мы все и есть ее представители. Запомните это! А вам советую не болтаться у нас под ногами. Если осмелитесь грабить и убивать честных людей — сметем с лица земли! Катитесь отсюда к ядреной бабушке! Вон! — грозно произнес Усольцев.

Оба быстренько засеменили к двери.

— Стойте! — скомандовал Усольцев. — Вы, конечно, совсем одичали и не знаете, что Красная Армия разгромила немцев под Москвой и гонит их так, что аж пятки у фрицев сверкают. Скоро и здесь мы будем встречать нашу армию. Знайте, вам пощады тоже не будет. Советую подумать: с кем вам быть? Теперь убирайтесь!

Тишина воцарилась в доме лесника. Все молча пили чай, приготовленный хозяином. Никому не хотелось вслух произносить то, что и так ясно: воздух стал чище в этой лесной избе! Усольцев пил и изредка поглядывал на хмурого Якова: чем-то был недоволен. Емельян чувствовал, что именно его действия не устраивали Урецкого. Ну, как же, взял и отпустил таких вражин. По ним пуля плачет, а они на свободе...

Только хозяин суетился. То в погреб спускался, то в сени удалялся: кое-что к чаю приносил.

— Вы уж извините за худое угощение, — говорил он.

— Блудни все мои сусеки подчистили.

— Паразиты! — снова выругался Яков. — Зря мы в них не разрядили автомат.

Усольцев, положив руку на спину рядом сидевшему Урецкому, сказал:

— Ну перестань хмуриться, Яша. Все правильно... События сотрут их в порошок.

— Трупы они, хоть и живые, — поддержал Емельяна Клим.

— В том-то и дело, что живые, да еще и пакостные, — твердил Урецкий. — Давай, Емельян, догоним их. Далеко не ушли. И в расход...

— Ты настаиваешь? — вдруг спросил Усольцев.

— Ненароком и нас подпалят эти блудни, — пугливо произнес хозяин. Емельян отодвинул от себя кружку с чаем и встал. В этот момент в двери раздался стук. Все взялись за автоматы.

— Хто там? — лесник подался к двери.

— Впусти, Демьян! Это я, Букрей.

Усольцев услышал и велел впустить. Букрей вошел и с порога выпалил:

— Все. Я его хряснул.

— Кого? — спросил Усольцев.

— Кулака этого...

— Напарника своего?

— Его... Топором по башке...

— Ты толком говори, почему ты его порешил?

— Он меня подговаривал спалить хату и вас... Я промолчал, вроде согласен. Он за угол хаты пошел по своим надобностям. А я топор у крыльца взял; видел, где Демьян кладет его... И топором хрясь по башке... Он сразу с копыт...

— Ну вот, теперь дуй прямиком к мамочке, — посоветовал Букрею Усольцев.