Шутка с ядом пополам - [26]

— Хорошо, Андрей. А вы не знаете, Бекетов был верующим человеком?

— Не знаю. А что?

— Просто интересно.

— Вряд ли. Он же физик! Хотя кто его разберет… Так вы что, считаете, его убили?

— Следствие еще не завершено, — дипломатично сообщил Талызин. — Но я очень благодарен вам за информацию. Кстати, для проформы… где вы были в среду около двенадцати?

— То есть… значит, это было около двенадцати? Сидел в читальном зале, наводил блеск на диссер. Может, библиотекарша меня и помнит. Молодая такая девчонка.

— А когда последний раз видели Бекетова?

— Да на дне рождения, во вторник, значит.

— Спасибо.

— Да не за что.

Андрей молча смотрел вслед уходящему собеседнику, однако мыслями был далеко. Где же, как не с погибшим позавчера, но более живым и реальным, чем иные живые, человеком. С Владимиром Дмитриевичем Бекетовым, в понедельник вечером, в лаборатории.

— А какая у них техническая база, — восхищенно повествовал Андрей, — закачаешься! Любой прибор тебе притаранят, а если нет — закажут и привезут. В библиотеке интернет бесплатный, ксерокс. Не ждешь, как у нас, новый журнал месяцами, а качаешь данные из сети, и нет проблем!

— Можно подумать, здесь у тебя с интернетом проблемы, — хмыкнул Бекетов. — Ты же дома подключен.

— То дома, за собственные деньги, в свободное время, а то в универе. У нас ведь в универе даже для преподов интернет ограничен, а уж для нас… Нет, Владимир Дмитриевич, скажите мне честно — почему вы не захотели остаться в Штатах? Они так заманивали!

— Еще бы, — весело кивнул шеф. — Чтобы человек согласился питаться той замороженной целлюлозой, которую американцы выдают за еду, требуется уж очень роскошная приманка.

— Ну, там, конечно, все безвкусное, зато очень полезное для здоровья.

— Именно поэтому, видимо, большинство американцев вне зависимости от возраста напоминают шкафчик с ножками.

Андрей, не выдержав, засмеялся.

— Да, толстых там без счета. Даже девчонки в универе почти все весят за центнер. Я сперва просто балдел! И все-таки, Владимир Дмитриевич, — он посерьезнел, — ну, не из-за этого же? Вам такие деньги предлагали — можно отсюда еду возить, на самолете. Ну, скажите, почему вы отказались? Мне никто из ребят не верит — говорят, не может быть, от таких денег никто не откажется. Вруном называют! А я не знаю, что им ответить.

— Твое счастье, — хладнокровно заметил Бекетов. — Потому что ответ ужасен, и тебе лучше его не знать.

— Владимир Дмитриевич! — вскричал заинтригованный Петренко. — Да я никому! Никогда! Вы только мне скажите!

— Ну, смотри, не пожалей.

Владимир Дмитриевич наклонился к уху ученика и зверским, леденящим душу шепотом сообщил:

— Я патриот! — А потом уже вслух добавил: — Сам понимаешь, подобные страшные пороки человек вынужден скрывать. Поэтому причины моего пребывания в этой отсталой стране пускай навек останутся тайной. Ты же не захочешь позорить собственного шефа перед посторонними?

Андрей, наконец, сообразил, что его разыграли, и неожиданно почувствовал обиду. Вообще-то он не склонен был обижаться, но вот в кои-то веки завел серьезный разговор, а тебя мордой об стол!

Бекетов, похоже, все понял и уже без иронии объяснил:

— Ну, нравится мне, Андрей, эта страна и нравится в этой стране, а в Америке тошно. Здесь все мое, а там все чужое. Ну, какие еще нужны аргументы? А новейшие приборы… Чем более развита аппаратура, тем менее развиты мозги, ты уж мне поверь. Машина должна быть придатком к мозгу, а не наоборот. Вот, видишь эту модель?

И беседа плавно перешла на научные темы — как оно обычно и случалось.

Талызин между тем, постояв немного в сомнениях у лабораторной двери, постучался и, не услышав ответа, вошел. Кристинка, слава богу, уже не плакала, однако узнать ее было нелегко — нос распух, лицо в пятнах, длинные волосы колтуном. Это ж надо — выкраситься в подобный цвет! Нет, часть головы нормальная, каштановая, зато часть — бордовая и сверкает. Наверное, жутко модно, иначе вряд ли кто-то добровольно так бы себя изуродовал.

Но в целом Кристинка показалась Игорю Витальевичу куда симпатичнее, чем на фотографии. На фотографии она напоминала тех странных девиц, которые писклявыми голосами поют в телевизионных клипах, а сейчас — обычную хорошую девочку. Наверное, дело в отсутствии косметики?

— Добрый вечер, Кристина. Меня зовут Игорь Витальевич, я следователь прокуратуры. Выясняю обстоятельства смерти Владимира Дмитриевича.

Кристина подняла голову и посмотрела на следователя — или сквозь следователя — усталым равнодушным взглядом, не проронив ни звука. Талызин понял — чтобы пробиться к ней, нужен мощный, решительный удар.

Поэтому без обиняков сообщил:

— Я пытаюсь понять, самоубийство это или убийство.

— Гуревич уверен, что убийство.

Голос девушки звучал хрипло и не выражал ни малейших эмоций. Будто она говорила в сомнамбулическом сне.

— А вы?

— Не знаю. Какая разница?

— Убийца должен быть наказан.

— Что это изменит?

— Это будет справедливо, — удивленно заметил следователь.

— А справедливости на свете нет, — словно цитируя всем известный физический закон, произнесла собеседница.

— Ее не будет, если мы сами о ней не позаботимся.