— Мам, надо бабулю быстрей привозить, с этим детсадом когда еще решат, он же скоро к вертолетчикам пристроится. Вчера наши ребята видели его на Барсовой горе — искали клад, представляешь? — Толя отмывал Сергунькины колени, потом и всего утопил в воде.
— Бл-л-лин! Волосы дерешь! — вопил младший.
— Я тебе дам — блин! — Толя поддал по братовой заднюхе.
— Я реветь не буду, не думай! Я — Чингачгух, меня костром не напугаешь, пулей не свалишь, стрелой не победишь, голодом не поморишь! Сказку почитаешь? — тут же подластился он к брату.
В разгар вечерней смены в цех прибежал Толя. Елена, едва увидела сына, сжалась, словно кто со всего плеча размахнулся и сейчас ударит ее. Не мог Толя появиться здесь без причины…
— Мама, — как можно спокойней сказал сын, — Сергуня потерялся. Я все обегал. Его нигде нет.
— Как же это? Что же это? — Машинально нажимая на кнопки, Елена лихорадочно перебирала в памяти все места, куда любили бегать мальчишки.
— Мам, ты только не волнуйся. Он же все равно найдется, но я три часа его проискал. Думаю, может, ты знаешь. Может, он чего говорил…
— Как же это? Куда он мог подеваться?
Только в милиции до Елены дошло, что в бесконечных метаниях по Сургуту их с Толей не оставлял Григорий Иванович, выбежавший вместе с ними с завода. Уже уложили спать друзей Сергуньки, но их поднимали, наполняясь тревогой Елены, и спрашивали, не знают ли они, где Сергунька. Нет, не знали, не видели. Из милиции обзвонили больницы. Нет, не поступал. В милиции записали все данные, включили местную радиосеть, прервав концерт. Сургут молчал. Никто не позвонил в милицию.
Втроем они снова побежали к вагончику, где сидел Андрюха. Елена то садилась, то вставала, металась от окна к окну. Не остров — утлая лодчонка ее дом. Закрутило в водовороте и вот-вот опрокинет, нет сил удержаться. Злая сила вот-вот обрушится и раздавит все, что с таким трудом лепила все эти месяцы Елена.
Давящая, тягучая тишина…
Елена вздрогнула от стука в дверь. Вскочила. Дверь открыл Григорий Иванович.
— Сафроновы здесь проживают? — спросил милиционер.
Елена всхлипнула, мертвея, забилась в тамбурок возле печки.
— Мальчик ваш нашелся, — услышала она голос милиционера.
Елена закрыла глаза, обхватила голову руками. Кто-то тронул ее за плечо.
— Мам. — Перед ней стоял Толя. — Там Сергуньку принесли.
Она вылетела из угла и тут же, перед собой увидела бородатого мужика, державшего на руках Сергуню. Судорожно глотнув, она бросилась к нему.
— Почему не глядишь за пацаном? — буркнул мужик.
— Живой? — едва переведя дыхание, выкрикнула Елена. Руки тряслись, она не смела прикоснуться к сыну, страшась.
— Спит, — спокойно сказал мужик, передавая мальчика Толе.
Елена уложила Сергуньку в постель и неотрывно смотрела на него.
Милиционер ушел, а мужик, приняв Григория Ивановича за отца, рассказывал:
— Мне хант лодку продал. Облас. Для рыбалки. Сидим мы с ним на берегу. И вдруг вижу: там, где сваи вбили и берег укрепляют, вроде что-то красное мелькнуло. Глаз острый, сразу понял — человек свалился, да не в реку, а на сваю и повис на арматуре. Висит и ногами дрыгает, а еще кричит. Понял, что ребенок. Ну, в лодку. Кой-как снял его со сваи. Думаю, испугался он крепко. И верно, потрясся как кутенок, потрясся. Потом есть попросил. Поел у меня в будке и прямо на канатах, понимаешь, уснул. Спит и спит. Потом я его разбудил. Пора, говорю, домой. А он не знает ни улицы, ни дома. Вагончик, да и все. Один, мол, уйду. А как отпустишь? Вдруг от испуга все забыл? Как, спрашиваю, упал-то? А берег, говорит, упал, и я с ним. В больницу. Там укол какой-то поставили, чтоб спал и испуг не помнил. Потом в милицию позвонили, оттуда уж знак был.
Он еще и еще рассказывал со всеми подробностями про спасение Сергуни, радостно смеялся. И Елена начала нервно посмеиваться над этими подробностями. Смеялась, а слезы падали безудержно, и трясло ее как в лихорадке.
Елена снова и снова уходила на ребячью половину, чтобы убедиться — спит рожденный в рубашке Сергуня. Для чего-то достала большой полиэтиленовый пакет. Да-да, рубашка… А сама заталкивала в него красные штанишки Сергуни и все оглядывалась на спящего сына. Потом под прочее барахлишко ребят, на самое дно большого чемодана спрятала пакет.
Ее снова и снова опрокидывало в страх, и она возвращалась туда, где сидел спаситель сына, чтобы убедиться, что да, все позади и что правильно говорит этот лодочник: сто лет будет жить ее Сергунька, потому что удержала его река, не приняла.
Но дрожь ее так и не отпускала, и какой-то тревоги добавлял напряженный скок будильника. Она сунула его в стол, но в ушах застучало еще сильнее…
И спасителя сына проводила как во сне. Долго сидела среди кроватей мальчишек, раскачиваясь, наполняясь ненавистью к железным углам вагона, к завтрашнему дню, который снова может увести Сергуньку в новое «путешествие». У Елены перехватило дыхание. Только сейчас она ясно представила, как мог лететь под берег Сергунька, и она едва не закричала от боли и ужаса. Захватив рот рукой, выбежала из вагончика и запричитала, заохала, остро поняв, какую потерю отвела от нее судьба. И невмоготу было вот так стоять и чувствовать спиной с новой силой наваливающийся страх, отогнать который было некому.
