Шуры-муры - [55]

Вот она, маленькая белая карточка, с надписью от руки красными чернилами.

Почерк показался страшно знакомым. Где же я его видел? Потом я прочел слова, и до меня дошло.

«Дорогая Мейдин, ты — цветок в саду моей жизни».

И маленькое красное сердечко внизу.

Глава 14

Я не мог оторвать глаз от записки.

Вот вам и де жа вю.

Послание точь-в-точь совпадало с теми, которые этот гнусный прилипала Рэнди Харнед подкладывал в свои отвратные букеты Имоджин. Как же так?

Неужто и это — послание Рэнди Харнеда? Я уставился на разноцветные хризантемы. Вид у них был какой-то не натуральный. Но карточка написана той же рукой, с таким же сердечком. Только на записке к Имоджин Рэнди подписался своим именем.

Впрочем, легко понять, почему он не стал подписываться на этот раз. Посылая такой разбукетище вдове, чей муж ещё не нашел успокоения в земле, любой на его месте предпочел бы скрыть свое имя от излишне любознательных сограждан. Понятно, почему и Мейдин не хотела афишировать имя отправителя букета и спрятала карточку. Плохо, правда, спрятала, но спрятала же.

Именно эта секретность и настораживала. Напрашивался вопрос, уж не кроется ли за этим нечто большее, чем дружественные чувства неизвестного сострадателя к веселой вдове. Типа любовной связи, например.

Я пожирал карточку глазами. Возможно ли, что Рэнди Харнед и есть загадочный любовник Мейдин? А ежели так, то чего ради он клеился к моей Имоджин?

Ни черта не понимаю. Может, Рэнди — из тех любвеобильных мужчин, которые готовы приударить за каждой, кто попадает в их поле зрения? Может, Имоджин показалась ему ещё одной легко доступной женщиной? Гнев ослепил меня, и я забегал по комнате.

Похоже, прав я в своих предположениях. Вряд ли найдется в одном крошечном городке два таких идиота, приправляющих свои букеты одинаково кретинскими записочками.

Или все это чушь собачья? Может, я сам задаю себе программу, и потом принимаю пустые домыслы за истину? Разумеется, я был бы только рад, если бы Рэнди оказался тем самым тайным воздыхателем Мейдин, — ведь у него тогда появлялся мотив для убийства. И я с удовольствием засадил бы его за решетку. Надолго.

Я перестал вышагивать и снова взглянул на послание. С другой стороны, все-таки оставалась хоть и ничтожная, но возможность, что двое разных людей написали одни и те же слова. Может, кто-то подглядел в карточку Имоджин, и содержание сего незабвенного опуса настолько покорило воображение поклонника напыщенных выражений, что он недолго думая слямзил идею. Или ещё того проще, этот загадочный писака вычитал фразу в той же книжонке, что и сам Рэнди Харнед. А что, тоже вариант.

Я хмыкнул. Да, вариантов море. Но какой из них верен? Помните, я говорил, что зачастую правда кроется в самом простом объяснении. В нашем случае, простейшее объяснение — что обе записки написал Рэнди — красными чернилами, с сердечком внизу.

Не стану кривить душой, эти логические изыскания привели меня в полный восторг. Даже более того. Сердце мое колотилось от радости, как колокол. Может, от этого в мозг стало поступать слишком много крови, и в голове помутилось. Иначе, мне снова придется прибегнуть к понятию временное умопомрачение, описывая то, что я сотворил в следующую минуту.

Я держал злополучную карточку в руке, и тут услышал стук в дверь. И пошел открывать.

На пороге стоял, понятное дело, Верджил. Близнецы Гантерманы маячили у него за спиной.

— Хаскелл, — сказал Верджил.

Я должен был по идее ответить «Верджил». И ничего более. Вместо этого я выдал:

— Глядите, что я нашел! — и с дурацкой улыбкой на физиономии протянул ему записку.

На Верджила, надо вам сказать, это никакого впечатления не произвело. Он медленно прочел надпись и вернул записку мне.

— Какое это имеет отношение к тому, что в Мейдин Пакетт стреляли?

Я объяснил. Про записку в букете Имоджин. Про записку в букете Мейдин. Про то, что Харнед, скорее всего, и есть загадочный любовник Мейдин, и что у него в этом случае появляется мотив для убийства Дуайта.

Пока я тараторил, Верджил на глазах мрачнел.

— Хаскелл, Хаскелл, Хаскелл, — произнес он после того, как я замолчал.

Да, только это он и сказал, ничего более.

Меня так и подмывало ответить «Да, да, да», но я сдержался. Зачем дразнить старикана. Так что я промолчал, терпеливо ожидая продолжения.

Но прежде Верджил должен был повздыхать как следует. От души. Этот процесс занял порядочно времени, ну как же, он ведь чемпион по горестным вздохам, и относится к этому делу серьезно. Наконец, он заговорил.

— Повторю вопрос: какое все это имеет отношение к тому, что в Мейдин стреляли?

Ах ты батюшки.

— В каком смысле? — тупо спросил я.

Верджил ещё разок как следует вздохнул.

— В том смысле, что если Рэнди Харнед любит Мейдин, за каким чертом он пытался её убить?

Гениально, правда?

— Ну, м-м, — глубокомысленно начал я, — может, Рэнди в меня целился, м-м, а попал в нее, м-м, по чистой случайности?

Очередной вздох. Вздох-победитель.

— Ты знаешь, я уже слышал про Рэнди и Имоджин, — трагически сообщил Верджил.

Я заметил, как Гантерманы за спиной Верджила обменялись взглядами и печально покачали массивными головами.

У меня перехватило дыхание. Конечно, мне следовало этого ожидать. И Верджил, и Гантерманы, и Бог знает кто ещё наверняка уже все знают. В конце концов, Харнед ведь облобызал мою Имоджин прямо на центральной улице города, среди бела дня. Черт подери, Пиджин-Форкский Центр Сплетен даром время не теряет.