Деньги говорят. А в таком крошечном городке, как Пиджин-Форк, штат Кентукки — тем более. В населенном пункте с количеством жителей одна тысяча пятьсот одиннадцать душ трудно не заметить человека, у которого в кармане не ветер гуляет, а настоящие купюры похрустывают.
В этих местах деньги не просто говорят, они вопят во всю глотку.
Если мне требовалось доказательство этой сентенции, то я получил его сполна тем зябким ноябрьским утром в понедельник, когда новенький серебристый «корвет» причалил к тротуару перед аптекой моего брата Элмо. Я в тот момент был занят делом. Этим делом в последнее время я был занят с утра до ночи.
Я драил полы.
Элмо, мой великодушный братец, сделал мне великое одолжение полтора года назад, когда я открыл здесь частное детективное агентство. Глядя на меня честными глазами, Элмо заявил, что раз я его младший братишка, и все такое, то он жертвует мне под офис свободное помещение на втором этаже над аптекой, бесплатно. Единственное, что Элмо попросил в качестве ответной услуги, это заправлять автомат с газировкой и протирать полы. Не то чтобы постоянно, нет, а только когда я буду располагать свободным временем. Помнится, он несколько раз повторил: располагать свободным временем.
Я даже проглотил этого «младшего братишку», хотя мне, слава Богу, тридцать четыре. Мне действительно почудилось, что Элмо делает мне запредельно щедрое предложение. Настолько щедрое, что совестно даже принимать его.
Оправданием моей глупой доверчивости может служить только то, что до этого я восемь лет проработал в отделе по расследованию убийств в Луисвиле. И совершенно не представлял, какое количество свободного времени выдается частному детективу в Пиджин-Форке.
И вот, за последние восемнадцать месяцев пребывания в городе детства я только и делал, что располагал своим свободным временем, за редким исключением. Так что вскорости мне бы, видимо, пришлось соскабливать надпись «Частный детектив» с дверей моего офиса и заказывать вместо неё другую — «Профессиональная поломойка».
Не скрою, за это время я не раз задавал себе вопрос: какую сделку предложил бы мне Элмо, будь я ему не родственник, а чужой человек. Страшно подумать.
Итак, возвращаясь к тому ноябрьскому дню, поясняю. Я, высунув язык, намывал пол около секции мужской парфюмерии, когда деньги начали кричать. Деньги — как я уже упомянул — в виде новенького, без царапинки, сверкающего серебристого «корвета».
На улице перед аптекой в этот момент очутилось пять человек. Два старичка-одуванчика сидели на лавочке перед зданием окружного суда на противоположной стороне и глазели на прохожих. Молодая мамаша, таща за руку малыша лет шести, прямой наводкой направлялась к Крейтонскому окружному федеральному банку — это рядом с судом. И ещё Лерой Патнам, владелец галантереи, — соседний с аптекой дом. Он выходил из дверей банка, на ходу втискивая пачку купюр в бумажник.
Все эти люди были чем-то заняты, но при виде «корвета» застыли как вкопанные в нелепых позах и уставились на него с открытыми ртами.
Даже шестилетний малыш.
Внутри аптеки рядом со мной находились ещё четверо: мой братец, Мельба Холи — наша с Элмо общая секретарша, и двое посетителей. Одну посетительницу я узнал, — это была Сестра Толлман, жена Брата Толлмана, священника из церкви Святой Библии, расположенной в пяти милях от города. Другой посетитель — худой, долговязый парень в мешковатом рабочем комбинезоне — казался мне смутно знакомым.
Верьте или нет, но при появлении шикарной машины каждый из них стремглав ринулся к витрине аптеки, где они сбились в плотную стайку, сверля взглядами сверкающую на солнце машину.
Кто-то присвистнул — должно быть, Мельба.
Хотелось бы мне сказать, что сам-то я не в пример любопытным согражданам, к стеклу не ринулся. Но врать не буду. Впрочем, я и так был недалеко от окна, поэтому бежать мне не пришлось. Всего-то и потребовалась пара шагов, чтобы обеспечить себе хороший обзор.
В отличие от Элмо и Мельбы, которые сломя голову примчались из своего офиса в самом дальнем конце аптеки. А Мельба, между тем, не из худеньких. Килограмм на сто двадцать тянет наверняка. Полки и стеллажи звенели и тряслись, когда она пробегала мимо. Я даже испугался, что все эти хрупкие банки-склянки с мужской парфюмерией посыплются на пол и разобьются на тысячи душистых осколков.
Я прямо рот открыл от удивления. Как, скажите на милость, могли Элмо с Мельбой учуять «корвет», если оттуда, где они сидят, не видно улицы?
Я, конечно, и раньше подозревал, что у Мельбы нюх на деньги.
Сейчас кончик носа у неё чутко подрагивал.
— Это ж надо же, вы только поглядите! — бормотала она, возбужденно взбивая прическу «пучок с начесом», остро напоминающую по виду осиное гнездо. — Такая штучка кое-что да стоит. Вот так да! Шик!
Комментарий Мельбы был прерван глубокомысленным высказыванием долговязого парня в мешковатом комбинезоне.
— Ого-гооо! — выразил переполняющие его эмоции Долговязый. И тут я его вспомнил. Это он в прошлом году выиграл на ярмарке конкурс исполнения тирольских песен. Да, у парня определенно талант.
— Господи помилуй, красотища-то какая! — это уже Элмо.
