Шургельцы - [10]

— Сейчас позову, — сказала она так сердито, как будто ее при всех оскорбили. Она быстро ушла, оставив запах крепких духов. Во двор вошла Унисье, придерживая порванный во время драки рукав, затараторила:

— Иван Петрович, траву привезла, свалила к силосной яме.

— Очень хорошо.

— Конечно, очень хорошо, — перебила Елвен, не в силах сдержать раздражение. — Молодой, да ранний, с чужого двора корм велишь забирать.

Ванюш не ответил. И откуда столько спокойствия у молодого, хоть бы выругался! Молчит и молчит. И откуда такой только взялся…

ЗВЕНИТ ПЕСНЯ

На берегу Тельцы девчата и парни шутили, пели — далеко было слышно.

— Маркел, ты же спортсмен, верти быстрее, — смеялась Прась, сунув охапку травы в силосорезку. — Крути, Маркел.

— Так нельзя, сил не хватит. Положи травы поменьше.

— Давай вдвоем, — взялась за ручку Сухви.

— Анись, иди сюда. Анись Матвеевна, пожалте. У тебя силы свежие!

Анись разговаривала с ветсанитаром, часто вытирала губы.

— Лишнего не болтайте, — поднял указательный палец ветсанитар.

— Еким Трофимыч, идите на помощь, ждем.

Но тот будто не слышал — снял шляпу, подул на нее, стряхнул приставшие остья, снова надел. Молодежь шутила:

— Откуда взяли эту машину! Скрипит как немазаная телега.

— Нам завещали ее наши далекие предки.

— Да уж наверно…

— Честное слово будущего солдата! По секрету вам, девушки, скажу: мы ее из кучи металлолома в селе Пимурзино выкопали. Это ценный военный трофей.

— Ну да!

— Истинное слово.

— Верно, товарищ механик.

— Я не механик, родные мои, я только масленщик. Выучусь вот, буду механиком.

Ягур взял масленку, стал смазывать силосорезку.

— Сами знаете: намаслишь — и худые лапти будут вкуснее.

— Чересчур маслишь. Мне бабушка говорила: лишнее масло положишь — ослепнешь, — засмеялась Прась. — Хватит!

— Хватит так хватит! Мое дело маленькое — помазал, вытер и в кусты. Верно, Анись Матвеевна?

— Ты что к ней пристал, — оборвали девушки Ягура. — Давай дальше крутить.

— Ну ладно. Начали!.. Только с песней веселее.

Ягур вытер руки широкими листьями лопуха и затянул:

Вот мчится тройка почтовая…

Никто не подхватил. Предложили спеть свою, новую.

Вышла я на берег Волги

Послушать песню о родине, —

звонко запела Сухви.

Молодые сильные голоса поддержали ее. Женщины вышли с фермы, заслушались.

— Как соловей заливается дочь Лизук! — повторяла Плаги-ака, вытирая глаза.

Подошел ветсанитар, взял в горсть нарезанную траву, стал рассматривать.

— Эта трава может повредить желудок жвачной животной.

— От нее желудок не заболит, вот без нее — обязательно, — возразил Ягур.

Ветсанитар присел на корточки и открыл папку. Парни и девушки перестали петь, насторожились. Трофимов, шевеля губами, что-то писал.

— Теперь идите распишитесь, я вам давеча говорил: режьте как можно короче. Актом отмечаю, на себя не беру. Пора, давно пора понять.

Трофимов прочитал акт, старательно выговаривая слова.

— Расписываться не будем, неправильно пишешь. Иди вон с Ванюшем поговори.

— Не о чем мне с ним разговаривать: он администратор, а я специалист.

— Да не мешай ты нам, — рассердились все. — Работаем ведь!

— Поймите вы, вам же хуже будет. Я вас не обвиняю, я силосорезку обвиняю. Я на людей не нападаю и не нападал сроду, я не такой специалист… Бывают такие, которые акты охформляют, а потом привлекают людей к суду, я не такой.

— Тогда зачем тебе акты эти?

— Человека защищать от судимости. Молодые вы еще, не понимаете… Ну не хотите расписываться — не надо. Закон не велит насиловать. У Екима Трофимыча, слава богу, голова работает, — хвастливо заявил он, тыча себе пальцем в лоб.

С его головы слетела шляпа, покатилась и упала прямо в силосную яму. Ветсанитар стал бегать вокруг ямы, заглядывать в нее.

— Теперь твоя шляпа в силос превратится, — дразнили его парни. — Яма-то глубокая. Как глянешь вниз — голова кружится. Смотри — упадешь, тоже там будешь. Коровы сжуют. Тетю Юлю оставишь вдовой. Мы уж тебя засыплем по знакомству.

Подошел Ванюш.

Нежное лицо Сухви покрылось легким румянцем. Она невольно схватила руку Прась. Ванюш одернул гимнастерку, оглядел всех радостно.

— На дальней меже травы как много! Пойдемте туда собирать, в ночь.

— Согласны! — в один голос закричали все.

— А поете вы здорово. Давайте знаете что? Как кончим с силосом, хор составим, песни выучим. Я песенник привез.

Ванюш домой так и не сумел сходить. Проверил все косы. Стал отбивать. Мерный стук молотка, звон стали далеким эхом отдавался в предвечерней тишине, стал слышен и в конце нагорной улицы Сюльдикас, где высокие березы окружили дом с тремя окнами на улицу. Ворота открылись, поспешно вышла Сухви с узелочком в руке.

«Не взять ли и для него поесть? — подумала она. — Нет, стыдно. А почему?» Так себе и не ответила.

Солнце садилось. Его длинные лучи, пересекая овраг, осветили дальний берег.

Ванюш спешил, хотел до темноты наметить участки для косьбы. Облюбовал небольшую площадку на косогоре, заросшую пыреем и клевером. Воткнул в землю белый колышек, пошел дальше. Но ничего больше не нашел. Трава местами была уже скошена, и вся эта равнина была похожа на линяющую корову. Всюду разрослась лебеда, полынь, розовый осот, и только кое-где виднелись уже засохшие стебельки люцерны. «Тьфу, даже на таком черноземе не смогли…» Ванюш наклонился, выдернул кустик люцерны, с досадой плюнул.