Шура. Париж 1924 – 1926 - [79]

Гриша взял в руку бумагу и приготовился записывать.

– Кисловодский адрес мы получили из тбилисского отделения американского Комитета помощи Ближнему Востоку год назад. Что случилось с тех пор, неизвестно. Есть ли вероятность того, что они все еще там?

Гриша несколько раз перечитал написанное.

– Нужно с чего-то начинать. Не переживайте, мы находили людей с гораздо более сложной историей. Здесь у нас, по крайней мере, есть адрес, пусть и старый.

Шура протянула ему бумажку, на которой написала имена.

– Не возьмете?

– Нет нужды. Лишние письменные доказательства нам не нужны.

Услышав эти слова, Шура поспешно скомкала бумажку. В этот момент Гриша громко рассмеялся, и это удивило ее. От осторожного тихого человека, которого она встретила в Бийанкуре, не осталось и следа.

– Божественная Александра Верженская! – хохоча, сказал Гриша. Его смех был веселым, мирным и уютным. – Вы правда очень милы! – Улыбка внезапно исчезла с его лица. – Кроме того, от вашей красоты дух захватывает.

Шура внезапно осознала, что серьезная деловая встреча грозит превратиться в нежеланное романтическое приключение, а поэтому схватила сумочку и быстро сказала:

– Большое спасибо! Вы очень добры. А теперь, с вашего позволения…

– Я понимаю, – сказал Гриша. – У вас планы на вечер.

– Спасибо вам за все.

– Дайте мне минутку, прошу.

Гриша вышел из машины, учтиво открыл Шуре дверцу и протянул руку. Слегка коснувшись его ладони, она встала рядом с ним. Гриша проводил ее до двери дома.

– Спокойной ночи! – сказала Шура.

– Надеюсь, я не перешел черту. Предлагаю вам дружеский ужин в качестве извинения, как вы на это смотрите?

Рассматривая этого привлекательного мужчину, который шел на огромный риск для того, чтобы помочь ей вновь увидеть семью, Шура подумала о том, что была бы не прочь продолжить с ним отношения, но тут же одернула себя. Не стоит забывать, зачем они встретились. Она не хотела давать ему ни однозначного отказа, ни надежды.

– Благодарю, вы очень добры. Может, когда-нибудь вечером.

Когда она садилась в лифт, Гриша Семенович все еще стоял рядом со своей машиной и наблюдал за ней. Шура нажала верхнюю кнопку на деревянной панели. И пока лифт поднимался на последний этаж, она все перебирала в памяти странные, напряженные, тоскливые, полные вопросов и ностальгии мгновения этого таинственного вечера в Бийанкуре.

Глава двадцать третья. Эксцентричные парижане

Шура стояла, опершись на перила террасы, и слушала доносившийся из зала Второй фортепианный концерт Рахманинова. Перед ней открывался вид на Сену и осенний Париж. Короткий день искусно смешивал вечерние и дневные краски, а багрово-золотистая листва деревьев придавала городу особое очарование. Прохладный ветерок ласково гладил ее волосы, и молодая женщина думала о том, что безумно любит это место и так же безумно не принадлежит ему. Париж следовал за человеком по пятам, проникал в его дом, когда тот хотел побыть в одиночестве, перетряхивал шторы и распахивал двери. Париж заражал своим энтузиазмом, удовольствиями, бедами и борьбой и не позволял кому-либо слишком долго оставаться на одном месте. Город жил своей жизнью и своим временем и требовал от горожан того же. Шура вспоминала Стамбул и понимала, насколько ей сейчас повезло. Несмотря на то что у нее не было той вольготной жизни, которой она жила в отчем доме, здесь, в чужой стране, она устроилась гораздо лучше многих эмигрантов. Она работала моделью в уважаемом модном доме, встречала элегантных, сильных и важных людей, стильно одевалась и посещала званые ужины. Ее окружали такие же, как и она, аристократы. И несмотря на это, она ловила себя на мысли о том, что и в Крыму, и в Стамбуле у нее было больше времени на ностальгию – она могла вдоволь думать о своем прошлом, о пережитой горечи, о своих мечтах и желаниях. А Париж был ревнив. Он забирал у нее все свободное время, не допуская ее к былому. Он хотел, чтобы она смотрела только вперед. Однако Шура отчего-то полагала, что не задержится здесь надолго. Эта мысль уже давно поселилась в ней и постоянно напоминала о себе. Молодая женщина пока не знала, когда и при каких обстоятельствах она покинет Францию, но жила с уверенностью в том, что это однажды случится. А сейчас она попросту прилагала все усилия к тому, чтобы заработать как можно больше денег и наслаждаться жизнью.

За ее спиной переговаривались люди из мира искусства, литературы, политики, науки. Многие мечтали пожать им руку. А сейчас они собрались здесь, в доме Алисы ДеЛамар, что было обычным для них делом.

Дом Алисы находился на левом берегу Сены, на улице Гит-ле-Кер, и он был излюбленным местом времяпрепровождения интеллигентов, бежавших из России, известных артистов Императорского балета и Мариинского театра, писателей, поэтов, вышедших на пенсию балерин, генералов Белой армии, монархистов, капиталистов, коммунистов – словом, всех, – людей известных и не очень.

Этот дом, когда-то принадлежавший главному повару короля Франции Людовика XIV, был выстроен из розового кирпича. У входа в здание стояла статуя Родена, и она одна уже делала его шедевром. Алиса изысканно обставила комнаты – очевидно, она очень хотела, чтобы гости чувствовали себя как дома. Всякий раз, когда гости поднимались или спускались в небольшом двухместном лифте, курсировавшем между этажами, они слышали в свой адрес приветствия и пожелания отличного отдыха. На последнем этаже располагалась терраса, с которой открывался прекрасный вид на Сену и Париж. Конечно, пришедшие сюда люди наслаждались не только красотой здания, но и возможностью пообщаться друг с другом – можно было смело заявить, что именно здесь пишется история.