Шура. Париж 1924 – 1926 - [78]

– Это может оказаться ловушкой, – уточнил Гриша. – Они постараются проследить, не общались ли с посторонними те, кто остался в России. Могут даже подделывать письма или обещать, что доставят их вашим родственникам.

– Какой ужас… – пробормотала Шура. – Использовать людскую надежду…

– Ужасная правда жизни, – кисло улыбнувшись, сказала Надежда. Она дожевала наколотый на вилку кусок селедки и вернулась к делу: – Надеюсь, у вас больше нет вопросов. Я и так сказала вам слишком много.

Конечно же, вопросы еще оставались, однако Шура прекрасно понимала всю серьезность ситуации.

– Спасибо. Думаю, все, что мне нужно делать, – это дожидаться от вас вестей.

– Не от меня, а от Гриши. Меня вы больше не увидите.

За ледяным взглядом этой серьезной женщины Шура вдруг увидела нечто совершенно иное. Она была уверена, что дело не в выпитой водке и не в рассеянном свете дешевых розовых ламп. Надежда Михайлова, возможно, совершала каждую поездку в Советский Союз, зная, что она может не вернуться. И, несмотря на предельную осторожность, Шуре не оставалось ничего иного, кроме как довериться ей. Должно быть, за внешней холодностью Надежды скрывалось желание продемонстрировать то, что она никогда не сдастся под напором. Даже если попадет в сложную ситуацию.

Внезапно Шура вспомнила о конверте, лежавшем у нее в сумочке. Не доставая его, она многозначительно посмотрела на Гришу. Надежда поняла все без слов.

– Не здесь, – предупредила она. – Потом отдадите Грише, он передаст мне. Имена и адреса я также получу у него.

Очевидно, они с Гришей доверяли друг другу.

– Однако я должна получить всю информацию сразу, – продолжила Надежда. – Я не могу встречаться со своими контактами отдельно по поводу каждого, это могут заметить. Я все им передам, остальное зависит от них. Необходимая сумма должна быть готова в любое время.

Шура знала, что находится не в том положении, чтобы торговаться, и, хотя она собиралась отдать Грише все свои сбережения, гораздо важнее возможность для родных выбраться из России. Она с пониманием кивнула. Надежда довольно взялась за рюмку, которую игнорировала все это время. Ее губы скривились в странной улыбке – она словно колебалась, уйти ей или остаться.

– В таком случае, за вас! – Надежда подняла рюмку и отпила водки. Шура и Гриша, доедавший последний кусок блина, поддержали ее.

На сцене тем временем выступала последняя артистка – Прасковья Гаврилова. Шура помнила, как та выступала в самых престижных местах Москвы и Петербурга. А теперь она здесь, одетая в простую хлопчатобумажную юбку с цветочным рисунком, прикрывавшую колени. На плечах ее изношенный платок, а в глазах непреодолимая грусть. Она сидела на табурете меж двух гитаристов и пела своим чистым звонким голосом, который даже в ее шестьдесят лет все еще трогал сердца людей.

Надежда снова отпила из рюмки и съела кусок селедки, а затем, промокнув рот салфеткой, сказала:

– Пора уходить.

Было очевидно, что эта женщина привыкла к порядку – возможно, ее ждала другая работа.

Они встали все вместе.

– Я выйду одна, – сказала Надежда. – Возможно, вы захотите обсудить еще что-нибудь.

Она явно желала покинуть заведение в одиночестве. Гриша на прощание нежно поцеловал ее в щеку. И когда Шура протянула ей руку, то с удивлением заметила, что ладонь женщины больше не была такой твердой и холодной, как при знакомстве.

– Спасибо, – одними губами прошептала Шура.

– Пока рано меня благодарить.

Надежда ушла. Прасковья Гаврилова допевала свою последнюю песню – блеск в ее глазах давал каждому гостю ощущение, будто она поет только для него.

Пока Гриша вез ее до дома, Шура хранила молчание. Несмотря на плодотворную беседу, в ее голове оставались десятки вопросов, и она не хотела задавать их. Казалось, если она промолчит, то неприятности, которые могут случиться, обойдут стороной ее и ее близких. С другой стороны, Гриша тоже не выглядел настроенным на разговоры. Возможно, все уже было сказано в бийанкурском кабаре.

Доехав до нужного дома, Гриша остановил автомобиль и повернулся к Шуре. Его взгляд, прежде серьезный и задумчивый, изменился и стал более расслабленным. Он словно вернулся домой с тяжелой, изнуряющей работы.

– Большое спасибо, Гриша Семенович, – поблагодарила его Шура. – Я никогда не забуду вашу помощь.

– Дорогая Александра Верженская, если нам все удастся, пообещайте, что отпразднуете это со мной.

– Обещаю, – улыбнулась Шура.

– Надеюсь, это случится очень скоро.

Шура достала из сумочки конверт и протянула его Грише. Тот спокойно положил конверт в карман пиджака.

– Вы не посчитаете? Я могла ошибиться.

– Не думаю. Я вам доверяю. Точно так же, как вы сегодня доверились Надежде. Как и она мне. В общем, вся эта работа построена на доверии. На кону стоят жизни, и мы не хотим предавать друг друга. Каждый из нас переживает очень трудные времена.

Шуре понравилось то, что он неоднократно повторил слово «доверие», словно привлекая ее внимание. Что-то странное, волшебное было в Грише. Она вновь потянулась к сумочке.

– Я дам вам имена и адреса. Честно говоря, я не понимала, чего мне ожидать от сегодняшнего вечера, и поэтому молчала.