Шура. Париж 1924 – 1926 - [43]

С этими мыслями она дошла до дома 79 по улице Гренель, на котором больше не развевался царский флаг, но развевался другой – угрожающе красный. На мгновение Шуре показалось, что красный флаг, подхваченный ветром, летит прямо на нее. Испугавшись, она отскочила в сторону. Символ, от которого они бежали и пытались укрыться, теперь будет присутствовать и в стране, которая радушно приняла их, а люди, которые грабили и убивали, теперь поселятся рядом с ними.

Внезапно сильный порыв ветра ударил Шуре в лицо и словно отрезвил ее. Оказалось, что она вот уже некоторое время зачарованно смотрела на здание, не в силах оторвать от него взгляд. Шура поежилась и продолжила свой путь. Она ускорила шаги, словно хотела поскорее оставить позади неприятные впечатления. Но что бы она ни делала, в этой стране она чувствовала себя несчастной. Женщина понимала, что ей повезло гораздо больше, чем некоторым белогвардейцам и даже членам ее семьи, разбросанным по всему свету, но ее никак не удовлетворяли ни собственный опыт, ни достаток, ни окружение. Родина осталась далеко позади, и ничто не могло заменить ее. Мечты о возвращении рухнули, когда во Францию пришел Советский Союз. Несмотря на свою житейскую неопытность, Шура чувствовала, что границы ее страны теперь навсегда для нее закрыты. И этот внутренний голос был настолько сильным, что она искренне удивлялась, когда бывшие генералы, художники, политики и дипломаты все еще надеялись вернуться туда. Либо они знали то, чего не знала она, либо попросту не хотели мириться со своим настоящим.

Когда Шура дошла до пересечения улицы Гренель и округа Блёэ-де-Франс, то посмотрела на часы и поняла, что может отказаться от такси. До встречи с Ириной Романовой в русском доме моды IRFE оставалось еще много времени.

После расставания с Аленом Шура полагала, что какое-то время будет налаживать свою жизнь, но этого времени у нее не оказалось. На нее обрушилась суета, так что она лишь изредка могла подумать о будущем. Сейчас в ее жизни не осталось места и для прошлого. Шура сама не знала, что лучше: жить с болью и тоской, постоянно перебирая в памяти минувшее, или тревожиться о настоящем, бегая в трудах и заботах? Ей даже подумать об этом было некогда. Но внутри нее назревало пока что бессознательное решение – она больше никогда не поддастся прошлому и не позволит ему влиять на настоящее. Отныне она не позволит воспоминаниям помыкать ею, а все одиночество, боль и грусть использует как стимул для того, чтобы жить дальше.

Она проходила мимо Дома инвалидов, и приятная зелень парка будто приглашала ее остановиться и отдохнуть. Шура прислушалась к этому призыву и устроилась на своей любимой лавочке. Она засунула руки в карманы пальто, закинула ногу на ногу и, выпрямив спину, погрузилась в созерцание природы. Там, где кроны деревьев расступались, она видела голубое небо, подернутое облаками. Ей нравилось это место, и особенно нравилось весной и летом, когда зелень деревьев будто касалась небесной лазури. Здесь, в этом парке, небо больше всего напоминало ей кисловодское, хотя, конечно же, никогда не сравнилось бы с ним. Когда она, еще в России, устремляла взгляд ввысь, то мечтала о том, как сможет путешествовать по всему миру, не зная границ. А каким же необычайным было небо Алушты! Из дома, где они жили с Сеитом, открывался незабываемый вид, где линия горизонта встречалась с темно-синей полоской Черного моря. Сначала море напугало Шуру. Тогда она еще не знала о том, что там, за границей, есть и другие, более темные и глубокие моря. Затем она пересекла то море в компании любимого человека и на протяжении двенадцати месяцев наблюдала за одним и тем же морем с высоты синопских холмов и берегов чужой страны. Море, которое тогда казалось глубоким и безжалостным, отпечаталось в ее памяти как нечто сказочное, ведь весной 1924 года Шура встретилась с другим, более грозным, Средиземным.

Шура почувствовала, как в носу у нее защипало. Кто знает, быть может, только тоскуя по Родине, начинаешь понимать ее по-настоящему. С другой стороны, может, все уже давно превратилось в небылицу. Кисловодск, Петербург, Екатеринбург, Алушта, Синоп, Стамбул… Все осталось позади, а она верила в них, как дети верят в сказки.

С грустной улыбкой она наблюдала за молодой парой, прошедшей мимо. Влюбленные не отрывали друг от друга взгляд и крепко держались за руки. Когда их силуэты исчезли вдали, она подумала, что, должно быть, они не случайно прошли именно здесь и сейчас. Несмотря на то что они напомнили о ее одиночестве, Шура не завидовали ни им, ни их любви. В этом не было смысла. Она уже пережила лучшую любовь на свете, самую страстную, бурную и неповторимую. Ни одна другая пара не могла бы повторить их с Сеитом любовь. Когда Шура думала о любви или жаждала ее, она всегда вспоминала только Сеита. Это причиняло ей боль и напоминало о дне, когда она покинула Стамбул, но в то же время эти воспоминания успокаивали ее. Ведь если спустя столько лет она все еще помнит того самого мужчину, это значит, что каждая секунда, проведенная с ним, прошла не зря. Каким бы ни был итог, она принадлежала мужчине, который давал ей такую любовь. Шура поймала себя на мысли о том, что впервые думает о своем прошлом с таким ясным умом. Внезапно ей стало так радостно! Ни великая любовь, ни несчастный разрыв больше не причиняли ей боль. Спокойствие, как по велению волшебной палочки, коснулось ее души. Шура знала, что никогда не забудет Сеита, но теперь осознала, что жизнь продолжается.