Шура. Париж 1924 – 1926 - [105]

Квартира, в которой оказались они с Ниной, состояла из двух смежных комнат, объединенных общим коридором. Очевидно, что они служили спальней и рабочим кабинетом для прежнего владельца дома, а поселившаяся после него пара, скорее всего, занимала важные должности, и поэтому им предоставили квартиру побольше.

Нине и Екатерине Николаевне приходилось убирать в верхней одежде – холодные неотапливаемые комнаты сковала суровая ленинградская зима. В конце коридора была одинокая раковина, которой пользовались все жильцы этажа. Из-за промерзших насквозь труб они сумели наполнить ведро водой лишь один раз. Сама же бывшая ванная, когда-то украшенная красивой плиткой, теперь разбитой, выглядела ужасно. Екатерина Николаевна с отвращением смотрела на подтекавшие краны, под которыми собралась ржавчина, на грязную эмалированную ванну с оторванной латунной ножкой, на обшарпанный пол. Очевидно, этим помещением пользовались годами, и никто в нем не убирался. Странно, но она подумала о России – то же самое после революции случилось и с ней. Разрушив прежнюю империю, большевики создали новую, желая уничтожить неравенство между классами и в итоге сделав всех одинаково бедными. Увы, но Екатерина Николаевна не могла поделиться своими мыслями с Ниной, они бы напугали ее. Всякий раз, мысленно критикуя Советы, она, как и многие, боялась, что кто-то узнает об этом. Потерев озябшие ладони, женщина решила поискать кухню, чтобы согреть хотя бы стакан воды. Искать долго ей не пришлось. Тяжелый запах капусты и лука доносился из комнаты справа по коридору. Стоял будний день, и доме было относительно тихо, лишь изредка доносились легкие шаги и кашель. Должно быть, их издавали те, кто был слишком болен или слишком стар для того, чтобы работать.

Кухня находилась в лучшем состоянии, чем ванная, однако и она растеряла былую роскошь. Женщина направилась к плите, перепачканной жженым маслом и остатками пищи. Брезгливо открыв навесной шкаф, женщина заглянула туда в поисках подходящей посуды. Несмотря на то что этой кухней пользовались все жильцы этажа, Екатерина Николаевна все же чувствовала себя неловко, вторгаясь в чужое пространство. В шкафу не нашлось ни кастрюли, ни кофейника. Внезапно в дальнем углу кухни кто-то шевельнулся. У большого шкафа стояла какая-то женщина, одетая в грубое бесформенное платье и жилет.

– Здравствуй, – сказала незнакомка. – Ты новенькая.

Екатерина Николаевна никак не могла привыкнуть к лаконичной и бесцеремонной манере общения этих людей. Она не понимала, почему равенство обязательно должно было приравниваться к грубости, а поэтому просто коротко поздоровалась в ответ.

– Лучше даже не пытайся пользоваться этой плитой. Ты никогда не дождешься своей очереди.

– Но она же общая…

– Да-да, все так говорят. Но это не так. Лучше поставь себе в комнату спиртовую горелку и готовь там.

В это время на кухню зашла женщина, которую Екатерина Николаевна уже видела раньше, – та самая, что украдкой несла картошку и хлеб.

– Проходи, проходи, – сказала ей первая женщина. – Эта только переехала, она не чужая. – Повернувшись к Екатерине Николаевне, она спросила: – Как тебя зовут?

– Верженская…

– Товарищ Верженская только переехала, – продолжила она. – Я объясняю ей, как тут все заведено.

Вторая женщина протянула первой часть картошки и хлеба.

– У тебя полчаса на готовку, – сказала первая.

И, пока вторая, с остатками картошки, направилась к плите, первая снова удобно устроилась в углу. Екатерина Николаевна поняла, что если ей захочется воспользоваться плитой, то придется платить. Однако она знала, что никогда не согласится иметь дело с этими людьми. Уж лучше она купит себе спиртовую горелку. Когда она выходила из кухни, до нее донеслись слова одной из женщин:

– Знаю я их. Они не общаются с такими, как мы. Скажу тебе честно – она, скорее всего, противница революции. Нужно доложить. У нас могут быть неприятности.

Екатерина Николаевна понимала, насколько осторожно им нужно жить среди подобных людей. Менялись адреса, но не окружение, и ей казалось, что вскоре нужно будет подвергать цензуре не только свои слова, но и мысли.

Завершив уборку, они с Ниной вышли из дома так же тихо и незаметно, как и вошли. Предполагая, что они могут задержаться, Екатерина Николаевна попросила Катю после школы встретиться с ними на работе у Ольги Баркасовой, в библиотеке. Когда они дошли до нужного здания, Катя была уже там, они сидела за столом и делала уроки. Екатерина Николаевна обняла и поцеловала девочку и, оставив с ней Нину, пошла к Ольге.

– Тетя Екатерина! – радостно прошептала Ольга. – Добро пожаловать! Пойдем, я угощу вас чашечкой чая.

– Оля, дорогая, прошу тебя, не нужно. Ты и так нам сегодня сильно помогла.

– Да что вы, тетя! Я просто присмотрела за Катей. Проходите, отдохните.

– Спасибо, Оленька. Но нам нужно поскорее вернуться домой и собрать вещи. Завтра нужно отстоять очереди за дровами и чаем, а сегодня – успеть зайти к Татьяне Петровне. Так что лучше я отвезу девочек домой и пойду к ней.

– Это так мило с вашей стороны. Не каждый человек согласится заботиться о немощном старом друге.