Штык-молодец. Суворов против Вашингтона - [11]

– Как сказать, – вставил барон. – Господин Лавуазье весьма известен в кругах ученых, однако на королевских откупах он нажил миллионы. Так что иные ученые не только в вольных искусствах сведущи.

– Совершенно верно, господин барон, – согласилась тень. – Только к господину Франклину это не относится. По нашим сведениям, в парижских банках у него серьезных счетов нет, так, мелочевка на проживание, не больше. А вот за господином Дином следочек тянется. Нам не удалось выяснить наверное, однако деньги у него есть, причем деньги немалые.

– То есть вы хотите сказать, что американцы разделили работу? Переговоры ведет Франклин, а расплачивается Дин?

Тень покачала головой.

– Схема определенно сложнее, но в первом приближении можно сказать и так. Хотя все детали подлежат дальнейшему выяснению и уточнению.

– Отлично, господин Рамо, просто отлично, – обрадовался барон. – Ваша многополезная деятельность будет оценена по заслугам. – Словно бы из ниоткуда на столе возник приятно звякнувший замшевый мешочек. – Единственное хочу сказать: стерегитесь своего начальника. Генерал-лейтенант полиции де Сартин, несмотря на милые улыбки, человек страшный и совершенно беспощадный. И мне не хотелось бы, чтобы наше приятное знакомство оборвалось внезапно.

– Ваша милость, мне этого хочется еще меньше, – кивнула тень. – Есть еще одна важная информация. Насколько нам стало известно, более того, господин де Сартин получил приказ насколько возможно скрыть это, господин Бомарше добился разрешения закупить ружья в королевском арсенале в Шарлевилле для последующей перепродаже американцам. Конечно, ему постараются сплавить всякую рухлядь, которой уже полвека стукнуло, но американцам выбирать не приходится.

– Откуда же у него взялись деньги?

Тень развела руками.

– Это нам неизвестно. Военные стерегут свои тайны временами получше полиции, особенно если это касается денег.

Барон задумался, и когда тень уже начала проявлять признаки нетерпения, встал.

– Не стану вас больше задерживать, господин Рамо. Ваши сведения были крайне полезны для меня и нашего торгового дома, я постараюсь использовать их для взаимной выгоды. Полагаю, вам даже отчислится некий процент, если моя сделка с господином Бомарше завершится удачней.

Тень согнулась в благодарном поклоне, после чего незаметно исчезла, растворившись в мокрых сумерках. Словно бы и не было ее. А вот господин барон после этого крепко задумался, и результатом его раздумий стал еще один визит.

* * *

– Господин Мертенс.

– Господин барон, какая неожиданность, – согнулся в поклоне хозяин. – Хотя вообще-то это несколько неосторожно, приезжать сюда.

– Что же в этом удивительного? – приподнял бровь барон. – Вы представитель уважаемой торговой фирмы, так почему бы богатому состоятельному подданному князю Шварцбург-Рудольштадт не посетить вас по неким торговым делам. В конце концов я достаточно богат, чтобы заказать в славном городе Льеже пару охотничьих ружей со специальной инкрустацией. А вдруг меня пригласят на королевскую охоту. Я желаю выглядеть соответствующим образом и не ударить лицом в грязь перед надменными французами. Конечно, Париж был и остается столицей галантности, но вот в делах оружейных Франция никогда особо не отличалась.

– Вы совершенно правы, господин барон, – еще раз поклонился господин Мертенс. Собственно, какой Мертенс? В Австрийских Нидерландах иметь фамилию Мертенс все равно что не иметь вообще никакой.

– Ладно, ладно, – снисходительно бросил барон. – И все-таки вы должны мне показать нечто.

– Совершенно верно, ваша милость. Некто, прекрасно известный нам обоим, вручил мне вот этот перстень, – Мертенс протянул барону кольцо.

Фон Вальдау внимательно его осмотрел. Все правильно, вот сложный щит, рассеченный надвое, вздыбленный грифон и соболь, изящно поднявший пышный хвост. Все правильно.

– Ну, что ж, господин Мертенс, теперь мы можем беседовать с вами совершенно откровенно. Хотя придется напомнить, что я здесь представляю не самого себя, но Тайную экспедицию правительствующего Сената, а потому вам должно отнестись ко всем делам с совершенной серьезностью.

Неожиданно худое лицо Мертенса исказила кривая гримаса.

– Ваша милость может не беспокоиться. Я помню его сиятельство графа Шувалова, его благостное отношение ко всем лицам причастным. Так же помню Никиту Акинфича, сей перстень мне вручившего, и потому вы можете говорить со всей откровенностью.

– Ну, хорошо, – барон немного помедлил и продолжил: – Насколько у вас скорая связь с Никитой Акинфичем?

– Если расстараться, то в три недели посыльный доберется, но это в самых крайних случаях. Сами понимаете, ваша милость, каковы расстояния.

– Понимаю, понимаю… – кивнул барон. – Но только нужно срочно донести до сведения Никиты Акинфича, что надлежит наладить производство ружей, клейменных знаками льежеских фабрик – и никак иначе. Я договорился о продаже большой партии, но токмо именно льежеских. Мы не должны показывать умение русских мастеров в сих краях. Коммерческая тайна должна быть хранима пуще государственной. Но! Никита Акинфич, как всегда, не должен поставлять ружья лучше тех, что идут на вооружение полков российских. Не след всяким там европейцам знать, на что способна армия императорская. Придет день – узнают на поле боя, а до той поры следует хранить тайну сугубую.