Штурманок прокладывает курс - [143]

Я запер картины в сейф и позвонил Ирме в «Кёнигштайн».

— Вы получили указание шефа?

— Да. Он вчера посетил меня.

— С Динглингером тоже говорили?

— Нет, — удивилась она, — разве он приезжал?

— Вы знаете Динглингер а в лицо?

— Нет, мы не знакомы. А в чем дело?

Именно это мне нужно было узнать от нее.

— Из номера не выходите. Заеду за вами. Собаку устроили?

— О, герр Вегнер, я нашла для Девочки такое чудесное место! Один адвокат...

— Не называйте мою фамилию по телефону! Ждите!

У меня был один шанс из тысячи, как в той лотерее в Констанце. Еще один телефонный звонок, в отдел на Вальштрассе:

— Как мои подопечные?

— В порядке. Пообедали.

— Надеюсь, без шнапса?

— Конечно. Вы скоро будете у нас?

— Несколько задерживаюсь. В семнадцать ноль-ноль машина должна стоять у подъезда. Моих подопечных без меня не выводите.

В два часа дня я принял душ, подогрел себе кофе. Он был намного лучше, чем у мастера и Меченого. И все-таки они чувствуют себя увереннее, чем Готфрид. У них есть то, о чем он не имеет представления: верность и вера. Им не нужны наркотики для поддержания боевого духа.

В пятнадцать часов я снова сел за руль кремового «фиата» и поехал в «Кёнигштайн». Три с половиной часа до вылета.

Время шло скачками, как в коттедже Шмальхаузена перед взрывом. В такие дни чувствуешь особенно ясно: время — это атомы жизни. Их нельзя замедлить или ускорить. Но можно заполнить действием или бездействием. Пришло время действовать.

Ирма была несколько удивлена:

— Так рано? Шеф говорил, вы заедете в пять, с мальчиками.

— Маленькое изменение, фрау Ирма. Нам необходимо захватить кое-какое оборудование. Потом не успеем. Мы вместе заедем за вашими мальчиками. Чудесные ребята, ей-богу!

Я повез ее в район «Зюд». По дороге мы говорили об ее овчарке. Девочка будет жить за городом и получать кило мяса в день. С автомобильной стоянки у Технологического училища было хорошо видно угловое окно на верхнем этаже интерната. Через несколько минут оно открылось и закрылось: путь свободен.

Я вышел из машины, распахнул дверку перед Ирмой:

— Вы составите мне компанию, фрау Ирма? Шеф так заботится о вас, что запретил оставлять вас одну даже в Дрездене.

— Он преувеличивает мое значение, — сказала она, выходя.

Я повел ее под руку через тот переулок, по которому мы проходили с Анни. Никто не обратил внимания на офицера, заботливо поддерживающего свою даму.

— Ну наконец, — сказал мастер, запирая за нами дверь. — Меченый, иди за фройляйн.

Гудела медеплавильная печь. Вентилятор шумел по-корабельному. Горячий воздух из вентиляционной решетки шел по ногам.

Ирма вдруг забеспокоилась:

— Куда вы меня привели? — Она озиралась, как затравленный волк в кольце красных флажков.

Мастер открыл дверку кладовой:

— Идите туда, фрау.

— Что это значит? — взвизгнула она, отскочила, вытащила из сумочки пистолет.

Мастер, будто ждал этого, схватил ее за кисть. Из-за компрессора вышел, опираясь на костыль, Меченый, за ним Анни. Она увидела Ирму и закричала:

— Меченый, что это за женщина?

Действительно, можно было испугаться ее редкозубого оскала и мутной ярости в глазах.

Я вышел из-за станка:

— Это не женщина, это сыпнотифозная вошь. Пойдем скорее!

— Счастливого пути! — сказал мастер. — Всё в порядке.

Мы приехали на Вальштрассе в пять минут шестого. Дежурный уже ждал меня на улице у служебной машины.

— Что случилось, герр Вегнер? Мы волновались. Звонили в отель фрау Ирме, там никто не отвечает.

— Фрау Ирма здесь. Я задержался с Динглингером, пришлось заехать за фрау на его машине, а по дороге скисло зажигание. Ну, давайте моих людей, а «фиат» пусть отгонят в гараж.

Мы пересели в служебную машину. Анни — впереди, я — сзади, рядом с Пелевиным и Ковровым. На откидных местах — два эсэсовца. За три минуты до срока мы были у контрольного поста военного аэродрома. Я достал сигарету. Пальцы чуть дрожали. Ровно в восемнадцать часов подошел к окошечку:

— Вегнер. Спецрейс В-13. Со мной трое, без документов. Все вписаны в мое предписание. Кроме того, шофер и охрана.

После проверки машину пропустили прямо на старт, к трапу десантного «Юнкерс-52». Динглингер был уже в самолете, вместе с двумя мрачными личностями в штатском.

— Ну, как доехал? — спросил он.

— Как видишь, прибыли все.

— Я не о том! — Он заметил Анни и прищурился: — Погоди, погоди, так это ее ты возил по набережной? Знал бы об этом шеф...

— Готфрид, она же умирала с тоски. Одна — и собака.

— А мне что? — засмеялся он. — Мы с вами почти знакомы, вернее, этот нахал не удосужился нас познакомить.

Анни решительно протянула руку в перчатке:

— Ирма. Вернее, была ею. Сейчас уже Мария Строганова.

— Никогда не подумал бы, что вы так прелестны, — сказал он. — И молоды! Почему-то считал вас блондинкой лет тридцати.

Анни погрозила ему пальцем:

— Вам доступны все тайны разведки, герр Динглингер, но не дамские тайны. До сегодняшнего дня я была блондинкой. Ну, а возраст — это мой секрет. Благодарю за комплимент...

Я поспешил прервать этот разговор:

— Твои картины, Готфрид, — в сейфе за кроватью.

Он был счастлив, обнял меня:

— Я не останусь в долгу, Макс!

Взревели все три мотора, и «юнкере» тяжело покатился по взлетной полосе. Слева внизу остались стальной росчерк Эльбы и каменный город Дрезден. Самолет лег на курс зюйд-ост, а мы с Анни продолжали идти своим курсом, невидимым здесь никому.