Штурманок прокладывает курс - [142]

— Полезай, дочка, там чисто. Голову береги. Я иду следом.

Свет фонарика скрылся за поворотом трубы. Мастер вернулся минут через десять, задраил люк, навалил на него листы железа.

— Фонарик я ей оставил. И вода там есть. Будь спокоен.

Я дошел до автомобильной стоянки, уселся за руль на упругое сиденье «фиата». Мрачные улицы текли за опущенными стеклами. Сырой туман застилал дорогу, забирался за воротник, как скользкий гад. Утром — снова Готфрид, шеф, Ирма с ее овчаркой. Но, как всегда, на самых крутых поворотах моего курса я был не один в штормовом море. Эрих Бауэр, фрау Шведе, двое рабочих, старик и юноша-инвалид, обожженный войной, и еще... женщина в музее, которая смотрит прямо в сердце, — вот подлинная Германия.

9

Утром Готфрид спросил:

— Ну как?

— Все нормально.

— Чудесно! Теперь не скоро увидишь немецких девочек. Румынки тоже ничего, только от них пахнет луком. Но это все чепуха. Ты помнишь о своем обещании?

— Ну конечно. Сыграть роль твоего шофера.

— Это займет у тебя два часа. Понимаешь, как все неудачно складывается. Эти картины из пражского музея привезли только вчера вечером, а сегодня — вылет. Если не взять сейчас же, картины уплывут. Когда вернемся от шефа, поедем на склад. Потом я уеду по делам, встречусь с тобой уже на аэродроме. Ты отвезешь картины домой и спрячешь их в сейф за кроватью.

— А меня не задержат с этими картинками?

— Ну, не думаю, — важно сказал Динглингер. — За ворота склада выведу тебя я, а в дороге, если бы и случилось, пошли их ко всем чертям. Покажешь свой документ.

Если меня задержат с ворованными картинами, Анни погибла. Но отказывать Готфриду нельзя. Его доверие мне необходимо. В том числе и ради спасения Анни. Задача, конечно, усложняется. А может быть, так даже лучше?..

Динглингер взял свой чемодан, и мы поехали на служебной машине к Ригеру. Он встретил нас торжественно:

— Хайль Гитлер! Сегодня, двадцатого ноября, в восемнадцать тридцать вы вылетите в Будапешт, а оттуда в Констанцу.

Шеф еще раз повторил всю инструкцию, отдышался, вытер платком лысину и добавил:

— Берегите Ирму! Это бесценная женщина. Вчера я был у нее, предупредил, что вы заедете по пути на аэродром. Вы, Динглингер, будете на аэродроме раньше, а вам, Вегнер, надлежит прибыть в восемнадцать часов — не раньше и не позже.

— Слушаюсь, герр капитан цур зее. Мы будем иметь честь видеть вас на аэродроме?

— Нет, это лишнее. Я провожаю вас здесь. Выполнение задачи началось. — Он пожал мне руку, а Динглингера обнял. — Германия смотрит на вас, Готфрид!

Семиместный «хорх» доставил нас на Вальштрассе. Пелевин, в модном костюме и элегантном пальто, с интересом поглядывал вокруг. В дороге он пытался со мной говорить, но я оборвал его. Ковров был, одет не хуже Пелевина, но все сидело на нем колом.

Я сдал их обоих дежурному по отделу:

— Запереть. В двенадцать — обед. Никаких контактов до моего возвращения. Распоряжение шефа.

После этого мы с Готфридом поехали за Эльбу на его «фиате». Машину беспрепятственно пропустили во двор здания, напоминавшего тюрьму. Там в багажник положили три цилиндрических запломбированных футляра. К каждому футляру была прицеплена бумажка.

— Это огромная ценность, — шелестел мне в ухо Динглингер, — тут подлинный Франс Гальс и два этюда школы Рембрандта.

Он сам вывел машину за ворота, предъявив пропуск часовому, а за воротами уже ждало такси. Я понял, что Готфрид заблаговременно вызвал его сюда. Не успел я отъехать и четверти километра, как шуцман на перекрестке поднял жезл. Рядом стояли солдаты. Вот она, западня! Задержат — придется звонить шефу, и еще неизвестно, сможет ли он меня выручить. Воры не любят, чтобы у них крали. Картины могут предназначаться для самого высокопоставленного грабителя, вплоть до рейхсмаршала Геринга.

Я решил не останавливаться. Будь что будет! Прибавил газу и промчался мимо патруля, но на следующем углу большой грузовик перегораживал улицу от одного тротуара до другого. Снова патруль! Офицер в форме войск СС подошел к машине, заглянул в нее:

— Откройте багажник!

— А в чем дело? — Я показал удостоверение СД.

— Дело в том, — сказал он, — что мне позвонили по селектору. Вы проскочили блокпост. Конечно, везете картины?

— Да как вы смеете досматривать багаж офицера СД! Через полчаса будете под арестом!

Он нисколько не испугался:

— Распоряжение обергруппенфюрера Кальтенбруннера — проверять все машины, идущие со склада двести шестьдесят семь.

Я нажал кнопку. Поднялась крышка багажника. Они, как коршуны, кинулись на футляры, распаковали их, потом снова уложили в багажник.

— Можете ехать, — сказал офицер. — Не понимаю, почему вы не подчинились блокпосту, раз у вас все в порядке.

Я тоже ничего не понимал. Уже в квартире Готфрида прочел бумажки, прикрепленные к футлярам. Это были ордера на вывоз трех картин современных чешских художников. Картины соответствовали ордерам. Ни о каком Франсе Гальсе не могло быть и речи. Мне стало смешно. Бандиты приволокли в рейх награбленные полотна. Лучшие предназначались, конечно, для главарей. Вор среднего калибра, Динглингер решил снять сливки, а воришка помельче, какой-нибудь чиновник департамента искусств, подсунул ему что подешевле. Поистине: вор у вора дубинку украл!