Штурман дальнего плавания - [65]
В двенадцать ночи мы с Тубакиным заступили на вахту. Я пошел на руль, а он остался работать на палубе. На «Гдове» был заведен такой порядок: вахтенные по очереди стоят по два часа на руле и по два часа работают на палубе.
Кронштадт был уже далеко позади. Судно тихонько покачивало. У бортов плескалась вода. Я поднялся в рубку. Там было темно и тихо. Только легкий шум от поворачиваемого штурвала нарушал тишину да узкая полоска света вырывалась из закрытого колпаком компаса и освещала серьезное лицо рулевого.
— Давай, — тихо сказал я, становясь за спиной Филиппенко.
— Курс триста градусов, — громко и отчетливо проговорил он, передавая мне штурвал.
— Курс триста градусов, — так же громко и отчетливо повторил я, вглядываясь в курсовую черту.
— Так держать! — сейчас же отозвался голос второго помощника с мостика.
Филиппенко ушел. Я остался один в рубке, да где-то, невидимый, стоял в крыле мостика штурман. А вдруг я не сумею выдержать курс и судно будет сильно рыскать? Но после первых же минут вахты почувствовал, что «Гдов» хорошо слушается руля. Компас я знал тоже хорошо, а держать судно на курсе выучил Лев Васильевич. Спасибо «Ориону» и его команде! Как много полезного принесло мое плавание с Бакуриным.
— Сколько держите? — появилась из темноты у открытого окна рубки голова штурмана.
— На румбе триста градусов!
— Так держать!
— Есть так держать!
И снова тишина.
Сколько часов в своей жизни я простоял за штурвалом? Много, очень много. Но когда бы я ни стоял у руля, самыми любимыми вахтами были те, которые приходились на восход солнца. Стоишь в темной рубке, и все черно вокруг. Проходит час, и горизонт начинает светлеть. Чуть заметная слабенькая белая полоска отделяет небо от моря. Полоска ширится, светлеет и делается вишнево-красной. Еще несколько минут, и небо становится золотым. Ярко очерчены контуры облаков. Но море еще серое, скучное, сонное. Появляется красная точка, она растет, превращается в огненную горбушку, и вдруг из-за горизонта необъятным пламенем вырываются лучи. Все сразу меняется вокруг и оживает. Небо становится голубым, а море — зеленым. Огненно-красное, в легкой дымке солнце тоже меняется сначала от оранжево-красного к желтому, а затем к белому горячему. Я смотрю на восток…
Вахта сменяет вахту. Размеренно течет судовая жизнь, разбитая на равные четырехчасовые отрезки ударами судовых склянок. Но как не похожа эта жизнь на жизнь тех моряков, о которых я читал у Станюковича, Конрада, Стивенсона!.. Как не похожа она на жизнь моряков, о которых рассказывали Федотыч, Бакурин, Адамыч!
Душные и тесные кубрики в носовой части судна заменены двухместными каютами в центре корабля. Давно забыты солонина, галеты, затхлая вода, капитан, который наживается на питании команды. Не было такого блюда, которого мы не могли бы попросить приготовить нашего кока. Булочки, пирожки и пирожные почти ежедневно подавались к нашему столу. Мы обедали на скатертях, из отдельных фарфоровых тарелок, специальная уборщица убирала столовую, мыла посуду. У нас была прекрасно оборудованная баня. Нам давали мыло, меняли каждую неделю белье. У нас была библиотека в двести томов, которую можно было обменять в любом советском порту, были музыкальные инструменты, радио, радиола, шахматы, шашки…
Недаром, когда в иностранных портах к нам приходили в гости моряки с английских, американских, французских судов, они не верили, удивлялись, восхищались и все-таки уходили с недоверием в сердцах, — такой необычной, такой фантастически прекрасной казалась им наша жизнь; им, работающим по десять — двенадцать часов, живущим в тесных, грязных клетушках, которые назывались каютами; им, боящимся увольнения с судна из-за любой прихоти помощника капитана или механика.
Ночь. Бурная и холодная. Там, где вода задерживается на палубе, она превращается в лед. Темно. Только огонь топового фонаря бросает тусклый расплывчатый свет вперед и освещает белесые гребни воды, подобравшиеся к борту. Резкий ветер колет лицо и руки тысячью острых иголочек, и, кажется, нет от него спасения. Он забирается во все уголки на судне. Везде дует.
Мы с Тубакиным на вахте. Он на руле, а я на подветренном борту у камбуза вяжу швабры. Я замерз, и мне очень хочется, чтобы вахта скорее кончилась. Хорошо спуститься в столовую и выпить кружку горячего кофе, а потом забраться под одеяло, зажечь настольную лампу и читать книгу! Пусть дует ветер, пусть волны заливают палубу, — у нас в каюте тепло и уютно.
Но до конца вахты еще очень далеко — целых два часа.
Взглядываю на море. Страшно очутиться сейчас там, в шлюпке, затерянным в этом огромном шумящем и холодном море, среди поднимающихся темных валов со зловещими гребнями, с которых ветер срывает водяную пыль. Плотнее запахиваю ватник, дую на совсем окоченевшие руки и принимаюсь со злостью вязать швабры. Выдумал же Павел Васильевич работку!
В глубине души я сознаю, что сейчас надо быть на палубе и «посматривать», как любит говорить капитан. Ну ничего! Скоро конец. А там кофе и койка. Как-нибудь достоим. Не в первый раз, бывало и похуже.
Но что это? В темное небо поднялась красная светящаяся точка, повисла в нем на несколько секунд и погасла. Ракета? Да, да! Вот еще одна! Красная — аварийная! Кто-то просит помощи! Бросаю свои швабры и в несколько прыжков оказываюсь на мое гике.
Имя писателя Юрия Клименченко известно любителям маринистской литературы по книгам «Штурман дальнего плавания», «Истинный курс», «Неуютное море», «Неспущенный флаг», «Чужой ветер» и сборнику рассказов «Открытое море». Капитан дальнего плавания Юрий Клименченко хорошо знает и любит флот, его людей. В повести «Дуга большого круга» писатель рассказывает о судьбе Ромки Сергеева, одного из главных героев «Штурмана дальнего плавания». Это повесть о капитане, хорошем, честном человеке со сложной судьбой.
«Корабль идет дальше» — документальная автобиографическая повесть. Здесь нет вымысла — только события, фамилии, факты, сюда вошли также воспоминания автора о четырехлетнем пребывании в баварской тюрьме-лагере в 1941–1945.
«Голубой трансатлантической линией» называют маршрут плавания пассажирских судов между Европой и Канадой.Двенадцать сильнейших капиталистических судоходных компаний обслуживали эту линию. И вдруг в 1965 году неожиданно в Атлантике появился советский теплоход «Александр Пушкин». Все предрекали ему неудачу. «Не выдержит конкуренции», — говорили специалисты.Командовал судном молодой капитан Балтийского пароходства Арам Михайлович Оганов. К январю 1970 года семь судовладельцев сняли свои теплоходы с этой линии.
Клименченко бывал в разных странах, наблюдал чужую жизнь. Желая рассказать о новых впечатлениях, Ю. Клименченко в 1938 году начал писать. Он сотрудничал в журнале «Костер», часто посылая из-за границы свои корреспонденции.Начало Великой Отечественной войны застало судно, на котором плавал Юрий Клименченко, в немецком порту Штеттин. Четыре мучительных года провел моряк в фашистской тюрьме-лагере Вильцбург. Вернувшись на родину, он снова взялся за любимую работу на море, и вскоре опять в руку запросилось перо.В 1954 году вышла первая книга Клименченко — повесть «Истинный курс», а затем сборник рассказов «Открытое море», очерки «Балтика — Нева — Лена», «Неспущенный флаг», роман «Штурман дальнего плавания».
«Жизнь человеческая исполнена сама по себе опасностей; военная служба умножает их; но опасности сухопутной службы ограничиваются одними ужасами войны; в морской же, напротив, сверх военных случаев, человек подвергается часто большей погибели от стихий, устроенных природою на благо и пользу его, нежели в самых жестоких сражениях. – Я спешу представить тому разительный пример…».
Текст этот — правдивое описание крушения китобойца «Эссекс» и последующих страданий двадцати человек, оказавшихся на трех слабых вельботах посреди Тихого Океана. «Эссекс» был торпедирован китом в 1819-м году, книгу о нем написал выживший первый помощник капитана по имени Оуэн Чейз. Крушение китобойца, вернее, предлагаемый рассказ о нем, послужило одним из двух основных источников вдохновения для «Моби Дика» Германа Мелвилла (второй — «Моча Дик, или Белый Кит Тихого Океана» Рейнолдса 1839-го года). Правда, в то время, как повествование Мелвилла заканчивается нападением кита на корабль, в описании крушения «Эссекса» с нападения все, по сути, только начинается.
В этих рассказах читатель найдет все, чему положено быть в классических повествованиях об отважных пенителях морей. Есть здесь отчаянный голодный бунт на борту и сорванец, пустившийся в море на поиски приключений, есть тайная охота за исчезнувшим сокровищем и коварный заговор команды против своего капитана, есть пылкая любовь помощника к капитанской дочке и вообще паруса, кубрики и трюмы, набитые порохом…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
…Как много трудностей пришлось преодолеть экипажу «Лахтака» прежде чем они смогли с честью завершить свою экспедицию! Отважные исследователи неуклонно шли к своей цели, героически борясь с происками врагов и мужественно преодолевая стихийные бедствия. Командой «Лахтака» на ее трудном пути руководил штурман Кар. Образ этого мужественного патриота, волевого, гуманного и скромного, — несомненная удача автора…Основное ядро действующих лиц романа «Глубинный путь» — пламенные советские патриоты, люди большого размаха, умеющие мечтать и претворять свои высокие мечты в реальные дела.
Вниманию читателей предлагаются два произведения классика американской литературы Германа Мелвилла. В «Энкантадас, или Очарованных островах» (1854) предстает поэтический образ Галапагосских островов, созданный писателем на основе впечатлений, полученных во время скитаний по Южным морям. Эту небольшую лирическую повесть критика ставит в один ряд со знаменитым «Моби Диком».