Через двое суток парусник отдал якорь на Феодосийском рейде.
Здесь предполагался недолгий отдых после десятидневного плавания.
Сразу же спортивный сектор объявил соревнования по плаванию и прыжкам в воду.
Они начались на следующий день с утра, в тихую, безветренную погоду.
В заплыве на один километр блестящую победу одержала наша вахта. Костя Пантелеев, Коробов и Роман оставили далеко позади своих соперников. На короткой дистанции в сто метров все надеялись на меня, но я пришел только третьим. Все-таки по количеству очков наша вахта выиграла.
После заплывов приступили к соревнованиям по прыжкам в воду. Прыгали из трех мест, расположенных на разной высоте. Результаты подсчитывал старпом, отмечая, сколько человек из вахты ныряло и с какой высоты.
Настроение у меня портилось. Я украдкой поглядывал на фока-рей и думал: «Может быть, ребята забыли о том, что я хотел прыгать с фока? Да нет, недавно меня спрашивал Пантелеев, а я подтвердил. Хорошо, если бы со мной что-нибудь случилось сейчас. Ну, хоть легкий солнечный удар…»
Я боялся. С такой высоты мне прыгать еще не приходилось. Эх, дернуло же меня за язык!..
Первая вахта оканчивала прыжки. Сейчас начнут наши.
— Вторая вахта, на старт!
Один за другим бросались ребята в воду. Все меньше и меньше оставалось их в шеренге. Я стоял в стороне. Прыгнул последний — ловкий маленький одессит Ростовцев.
— Вторая вахта! Все, что ли? — спросил старпом, подсчитывая очки.
— Нет, не все. У нас еще Микешин будет нырять с рея, — услышал я иронический голос Сахотина, который последнее время злился на меня, чувствуя мое охлаждение к нему.
— Да! Ведь верно, Микешин с рея брался нырять, — подтвердили несколько голосов.
«Отказаться, сейчас же отказаться и прыгнуть, как и все, с бушприта», — пронеслось у меня в голове.
— Ну как, Микешин, будешь прыгать? Не высоковато ли? — спросил старпом.
Десятки глаз были устремлены на меня.
— Он, оказывается, только с койки хорошо может прыгать, — засмеялся Сахотин, видя, что я не двигаюсь с места.
Внутри у меня похолодело, и какая-то злая сила внезапно толкнула меня к вантам. На лбу выступила испарина. Я полез наверх. Через минуту я уже стоял на ноке фока-рея, держась за топенант, и смотрел вниз. Далеко подо мной зеленела вода. На палубе все сбились у фок-мачты и, подняв головы, ждали…
«Только не волноваться. Делать все так, как учил Сережка. Главное, чтобы не удариться животом о воду, а то можно отбить внутренности. Главное…» — лихорадочно успокаивал себя я.
— Не дрейфь, Игорь! Прыгай!.. Если прыгнешь, то вторая вахта выиграет соревнование! — крикнул кто-то снизу.
«Надо прыгать. На меня надеются». Я развел руки, придал телу нужный угол, как учил Сергей, и, упруго оттолкнувшись, полетел вниз «ласточкой». У самой поверхности, сложив руки над головой, я «гвоздем» вошел в воду.
Когда я вынырнул, то услышал:
— Ура-а-а! — неслось с палубы. Кричала вторая вахта. Победа была нашей.
Меня поздравляли, качали, потом торжественно вручили приз — маленькую деревянную фигурку пловца, искусно вырезанную из темного дерева одним из матросов.
Пожимая мне руку, старпом сказал:
— Лихо прыгнул, Микешин. Воля к победе у тебя есть, но в коллективе все-таки надо работать.
Я молча кивнул головой в знак согласия, но обратил внимание только на первую часть его фразы.
Героем дня был я, и слава опьянила меня. Сахотин, потерявший всякий авторитет среди товарищей, показавший полное незнание морского дела и разоблаченный Виктором Маевским, отошел теперь на задний план. Мой авторитет держался уже не на пустом хвастовстве, а, как мне казалось, на больших заслугах.
Работа в коллективе представлялась мне мелкой и не заслуживающей внимания.
«Зачем терять время на пустяки? Буду лучше спортом заниматься», — думал я.
6
«Товарищ» снялся с Феодосийского рейда, простояв там двое суток.
Мы отдохнули и снова с удовольствием взялись за учебу, тем более что следующим портом захода была Одесса, где «Товарищ» должен был простоять не менее двенадцати — пятнадцати дней. Все с нетерпением ждали этой стоянки.
У меня были особые причины торопиться в Одессу. Там сейчас отдыхала Женя Гусева. Она была другом детства Романа, училась в девятом классе в Ленинграде, и Ромка давно хотел меня с ней познакомить.
Перед отъездом в Керчь Роман ездил к Гусевым прощаться и узнал, что Женя поедет на каникулы к своей тете в Одессу. На всякий случай он взял адрес. Ведь других знакомых у нас в Одессе не было, а у нее, вероятно, есть подруги, приятели, и мы сможем весело проводить свободное время среди молодежи, хорошо знающей город. Мы мечтали о загородных прогулках, купанье на пляже, яхт-клубе и почему-то о поездках на шлюпке в лунные ночи. Роман охотно рассказывал о Жене. По его словам, она была очень славная, веселая и умная девочка. Много читала, хорошо ходила на лыжах и не любила математику, которая доставляла ей всегда массу хлопот. Родители Жени и Ромки были друзьями.
— Да ты случайно не влюблен ли в нее? — спросил я Ромку.
Он засмеялся:
— Да ты с ума сошел! Мы с ней как брат и сестра. Я ее еще в этом году за косы таскал. Карапузами росли вместе. Влюблен! Сказал тоже!..
