Штурм - [76]

— Можно ли быстро взять нам эту крепость? Пожалуй, нельзя.

Эти сомнения возникли у бойцов после того, как незадачливый агитатор пустил в ход брошюрку, по-видимому изданную еще в начале сорок второго года. Пришлось подробно рассказать о силе наступательного порыва наших воинов, перед которыми не могли устоять вражеские укрепления Миус-фронта и Перекопа, напомнить о том, что мы теперь и технически сильнее немцев.

— И то правда, — отозвался солдат, и в его голосе я уловил уже более бодрую нотку.

— К тому же двести пятьдесят дней обороняли Севастополь наши, — включился в беседу генерал К. А. Цаликов. — А у фашистов кишка тонка, они и неделю там не продержатся.

Солдаты заулыбались и вновь приступили к занятиям. У развалин каменных домов артиллеристы с трудом перетаскивали через завал противотанковую пушку.

— Живей, живей! — командовал полковник В. А. Шевченко.

На первый взгляд перетащить орудие через завалы нетрудно, но на деле это не так просто. Расчет пушки должен сопровождать наступающих пехотинцев огнем и колесами. Кое-кто из пушкарей пытался идти в полный рост.

— Эдак не годится! — кричит Шевченко. — Выше боевой оси не подниматься, иначе вражеский пулеметчик или автоматчик вас тут же очередью срежет.

И вот расчет третий раз вытаскивает свое орудие из воронки. Теперь солдаты действуют более ловко, плотнее прижимаясь к орудийному щиту.

— Так-то и «воюем» с утрл до вечера, — докладывает полковник. — Как говорится, тяжело в учении, легко в бою. Иначе нельзя.

Прощаясь с Шевченко, я подумал о том, как порой наши полки много теряли людей из-за того, что мало проводили вот таких занятий.

На обратном пути мы заехали в 24-ю гвардейскую дивизию. Генерала П. К. Кошевого уже давно нет здесь, он командует корпусом, а хорошие традиции сохранились: дисциплина крепкая, офицеры с увлечением учатся сами и постоянно учат подчиненных. Надо отдать должное Петру Кирилловичу Кошевому. Он сумел воспитать у них стремление ко всему новому в приемах и методах ведения боя.

Подъезжая к небольшому озеру вблизи города Саки, мы увидели множество плотов, лодок и бревен. Это батальоны 24-й дивизии отрабатывали детали организации переправы с помощью подручных средств. Наблюдали за занятиями командир корпуса генерал-лейтенант П. Г. Чанчибадзе и начальник штаба армии полковник П. И. Левин.

А по соседству с переправой проходили уж совсем необычные занятия. И если бы не палатки с красными крестами и не веселый говор девушек с санитарными сумками, то можно было бы подумать, что тут состязаются легкоатлеты. Вот мимо нас пробежал здоровенный санитар, он легко нес на широкой спине «раненого».

Тут же из развалин выполз вспотевший солдат, на его плече, блаженно улыбаясь, повис тоже «пострадавший». За грудой щебня русоволосая девушка с красным крестом сноровисто перевязывала бойцу руку.

Здесь хозяйничали офицеры санитарного отдела армии подполковник Д. К. Васюта и майор С. А. Кораблев. Они придирчиво проверяли выучку санитаров-носильщиков и санинструкторов.

— Сегодня проверяем передовые батальонные пункты медпомощи и медсанбат дивизии, — с увлечением стал рассказывать Васюта. — Хорошо поработали! Молодцы! Серьезно относятся к своему делу девушки, ротные и батарейные санинструкторы. Но зато с подготовкой санитаров-носильщиков не все благополучно. Будем продолжать тренировки.

— Вот это правильно, нельзя успокаиваться, — послышался сзади чей-то знакомый голос.

Обернувшись, я увидел подошедшего к нам начальника политического управления 4-го Украинского фронта генерал-лейтенанта Михаила Михайловича Пронина.

— Короче говоря, — продолжал, улыбаясь, Пронин, — надо взять Севастополь, а затем искупать фашистов в море. Туда им и дорога.

Все рассмеялись. Завязалась непринужденная беседа, подошло еще несколько командиров.

— У вас, по-моему, перерыв, курите, пожалуйста, — усаживаясь на камень, сказал Михаил Михайлович. — Штурм Севастополя труднее Перекопа. Здесь помимо пуль и снарядов будет море осколков от камня, а они тоже ранят очень серьезно. Так что санитарам работы прибавится.

Обращаясь к командиру батальона, у которого на груди несколько орденов и медалей, Пронин спросил:

— Скажите, сколько вы имели ранений?

— Четыре…

— Ну и как, положа руку на сердце, вспоминаете санитаров?

— Два раза я сам выходил из боя, после третьего ранения выносил меня санитар-носильщик, заботливый, как родная мать. Спасибо ему, а вот последний попался такой трусливый да неопытный, что намучился я с ним: под каждым снарядом сбрасывал меня со своих плеч.

— Да, — как-то печально, задумчиво проговорил Михаил Михайлович, — многого, товарищи, мы не знаем, и часто то, что надо нам знать, уносит смерть. Чем объяснить, например, что иногда после боя мы хороним бойцов с простым переломом ноги или руки? Кто виноват?

— Вы совершенно правы, товарищ генерал! — признал Кораблев, — к сожалению, многие из них гибнут от шока.

— Особенно при неумелом выносе раненого с поля боя, — подсказал Васюта.

— И это еще не все, — заключил Михаил Михайлович, — иногда погибают даже легкораненые, и только потому, что санитар не сумел остановить кровотечения… Учить, учить надо санитаров и воспитывать. Внушайте медикам, что каждый раненый, возвращенный в строй, стоит десятерых необстрелянных. Изучайте побыстрее свое пополнение. Назначая лучших в штурмовые группы, помните о санитарах-носильщиках, которым вы сможете доверить самое дорогое — бойца, пролившего кровь за Родину.